– Исключительно мрачная история, – вздохнул Юханссон.

– Дальше будет еще хуже, – проворчал Ярнебринг.

– Я слушаю, – поторопил его Юханссон.

– Когда нашли Жасмин, ее отец по-прежнему находился невесть где. К тому времени он отсутствовал уже целую неделю. На следующее утро, в субботу, в теле- и радионовостях рассказали о страшной находке. Не прошло и пары часов, как родитель девочки появился в полицейском участке Сольны. Полностью не в себе.

– И как все пошло дальше?

– К черту, все пошло к черту. Когда Бекстрём допрашивал его в первый раз, папаша попытался сломать руки и ноги коротышке Эверту. Он был здоровый, крупный парень, выглядел примерно как я. Но Бекстрём не настолько глуп. Поблизости хватало коллег, и отцу Жасмин прилично досталось, прежде чем его отвели в камеру. Прокурор сразу принял решение задержать его. В тот момент он полностью поддерживал Бекстрёма. И большинство коллег тоже, да будет тебе известно. Даже я придерживался того же мнения в той ситуации. Его история о том, чем он занимался, пока отсутствовал неделю, к тому же, к сожалению, оказалась лживой.

– И как она звучала?

– Якобы он сидел в домике в шхерах совершенно один и философствовал о смысле жизни. Хибару ему одолжил коллега, что само по себе оказалось правдой, но все остальное было ложью по старой как мир причине.

– Поход налево. Он развлекался с новой пассией, – констатировал Юханссон.

– Конечно, – подтвердил Ярнебринг. – Но прошло несколько дней, прежде чем он признался. У него были свои сложности, если можно так сказать.

– Вот как? И в чем же они заключались? – поинтересовался Юханссон.

– Он уже обзавелся постоянной партнершей, как я говорил. Тоже доктором, его возраста. В этой истории хватает врачей, кстати. Именно с ней он жил на вилле в Эппельвикене, и вилла эта принадлежала ей, досталась от родителей. И они с этой женщиной встречались уже год, прежде чем он переехал от матери Жасмин. В то время его пассия отсутствовала. Отправилась в Испанию в отпуск на четырнадцать дней, навестить своих родителей, которые жили там, и ее новый сожитель воспользовался случаем. Закадрил молодое дарование, работавшее в одной с ним лаборатории, арендовал домик в шхерах у сослуживца, а там все пошло как обычно. Они играли в зверя с двумя спинами сутки напролет. Девица, которую он снял, была в два раза моложе его и тоже воспользовалась случаем оттянуться по полной программе. У нее жених служил в армии.

– В два раза моложе, ты говоришь. Но ведь не папаша лишил жизни свою дочь?

– Об этом и речи нет, – сказал Ярнебринг. – Он не убивал Жасмин. Конечно, не пропускал ни одной юбки. Любил распускать руки, но педофилом точно не был. Не больше, чем ты и я. Ему уже исполнилось тридцать четыре года, когда убили его дочь, он родился в пятьдесят первом, если я не ошибаюсь. Девице, составлявшей ему компанию в шхерах, было только девятнадцать, но ребенком ее точно не назовешь. Молодая красивая блондинка. Ни ты, ни я не отказались бы от подобного предложения с ее стороны.

– Когда ты выяснил это? – спросил Юханссон.

– Как только встретился с ним, – сказал Ярнебринг. – Он сидел в кутузке и, главным образом, бросался на стены. Через несколько дней я поднялся в изолятор и сам допросил его. И по большому счету сразу понял, что это не он. Парень просто сходил с ума от горя из-за случившегося с его дочерью.

– Ты был абсолютно уверен?

– Не тот тип, скажем так. С какой стороны ни посмотри. Мне удалось, по крайней мере, наладить хоть какой-то контакт с ним. Во всяком случае, он мне рассказал, что есть человек, способный создать ему алиби. Его знакомая женщина, с которой он вместе работал. Имя он не захотел мне назвать. И тогда я объяснился с ним напрямую. Сказал, что расследование зайдет в тупик, если он не образумится. Что мы будет топтаться на месте, пока не сможем разобраться с ним. И, если он невиновен, как утверждает, ему следовало задуматься над этим. Тогда я наконец узнал ее имя. Конечно, все, как ты сказал. В тот момент вдобавок стали потоком появляться другие доказательства его алиби. Люди, разговаривавшие с ним по телефону, видевшие его и девицу в хибаре, которую они снимали. Все как обычно.

– Что произошло потом?

– Я переговорил с прокурором и Бекстрёмом. У прокурора в ту пору уже появились сомнения, его, кроме того, беспокоили переговоры об аресте, так как мало что свидетельствовало против папаши. Бекстрём же остался верным себе. По его словам, каждый думающий человек понимал, что преступление совершил отец. А внезапно появившиеся свидетели просто лгали с целью защитить его. И все в таком роде.

– В тот самый день, когда отца должны были арестовать, мы получили ответ от экспертов. На теле Жасмин и ее одежде удалось найти сперму. Группа крови преступника не соответствовала отцовской. О тесте на ДНК и речи не шло в те времена, но группы крови хватило за глаза.

– Потом прокурор сдался, и папашу отпустили, – заключил Юханссон.

– Точно, – подтвердил Ярнебринг. – Ты явно имел дело с подобным раньше. Не сдавался только Бекстрём. Если не отец изнасиловал свою дочь, значит, кто-то из его друзей смог позабавиться с ней. Во всей этой чехарде прошло более четырнадцати дней после ее исчезновения, прежде чем мы сумели навести хоть какой-то порядок в нашей работе. Опять же, продолжался период отпусков и жутко не хватало людей. Нас было в три раза меньше, чем при обычных обстоятельствах. Чем требовалось, чтобы хоть как-то двигаться вперед. Совершенно независимо от чокнутого жирного коротышки, на чью долю выпало руководить и распределять задания.

– Бекстрём продолжал стоять на своем?

– Естественно. Всем, кто мог его слушать, он рассказывал, что, по имевшимся у него данным, в преступлении принимали участие по крайней мере два человека. Отец плюс его неизвестный товарищ. И немало журналистов купилось на россказни Бекстрёма. В отличие от того или иного ответственного издателя. Это также стало дополнительной причиной того, почему в средствах массовой информации не так много говорилось об убийстве Жасмин. Речь ведь шла о семье иммигрантов. Заявлениях против отца, написанных матерью. «Убийстве чести» и насилии в отношении женщин, и кровосмешении, и еще черт знает о чем. В результате получилась ужасно щекотливая история.

– Могу представить себе, – сказал Юханссон. – Куча дерьма, не имевшая никакого отношения к делу и только увеличивавшая хаос.

– Само собой, – подтвердил Ярнебринг. – Но говорить об этом с Бекстрёмом было пустой тратой времени. Он слушать никого не хотел.

– А чего ты ожидал, – проворчал Юханссон.

– В общем, из всего этого получился дьявольский компот. Ярнебринг вздохнул и покачал головой:

– Расследование убийства малышки Жасмин – грустная история. По-настоящему грустная.

Юханссон довольствовался лишь кивком. Он сидел молча так долго, что Ярнебринг уже начал беспокоиться за него и скосился на друга, проверяя, не спит ли тот. Или, еще хуже, не образовался ли у него новый тромб в голове. Ничего подобного. Судя по всему, тот просто думал. Сидел, погруженный в свои мысли.