Эти приготовления обещали ночь веселую, но бессонную. Сосед Кости достал сумку.

— Угощайся, братан!

Костя тоже выставил объемный пакет.

— Давай вместе.

— У тебя пожрать есть? У меня припасен пузырь водяры.

— У меня тоже.

— Пойдет, литра на двоих хватит.

— Вполне.

— А ты, видать, не из работяг. Вон на тебе какой прикид. В таком и в армию? Отымут же?

— Черт с ним. Познакомимся?

— Колян.

— Костя.

— Ну че, Кость, — предложил Колян, — вздрогнем по одной?

Выпили, поговорили. Потом Колян прошел в тамбур покурить.

Костя взял пирожок. «Неужели весь вагон будет пить?» — подумал он, видя, как во всех отсеках стали мелькать кружки, стаканы, предвещая пьянку грандиозную. Но предположение его не подтвердилось. Сержанты, словно опытные охотники, появились как раз в тот момент, когда бутылки были выставлены на столики. Они прошлись по вагону, сметая на своем пути почти все спиртное.

Возразить призывники в большинстве своем не посмели, так как понимали, что любое неповиновение сейчас может в дальнейшем отразиться на их службе. Сержанты подтвердили эти опасения, когда кто-то все же пытался воспротивиться наглой экспроприации. Конечно, не все они изъяли, но угрозу всеобщей, неуправляемой пьянки предотвратили.

После того как сержанты вернулись в свой отсек с полными десантными сумками, оттуда вышел лейтенант.

Он был молод, может, года на три-четыре старше тех, кого сопровождал. И немного пьян. Примерно в той же степени, что и остальные.

Офицер прошел на середину вагона.

— А ну внимание в отсеках, — начал он, — всем повернуть свои черепа на меня и внимательно слушать. — Дождавшись, пока молодежь притихла, продолжил: — Итак! Вы все должны усвоить, что находитесь на службе в Вооруженных силах. А что это значит? А это значит, что ни одна персона из числа личного состава не имеет права даже чихнуть без разрешения. Понятно? Далее. Всем в течение десяти минут закончить ужин — и по полкам. Через пятнадцать минут все движения по вагону прекратить. В туалет или к месту курения в тамбуре ходить по одному и только с разрешения дежурного сержанта. В каждом отсеке будет назначен старший. Он же выполняет функции дневального, которые ему будут разъяснены же сержантом. И, предупреждаю, от вашего поведения зависит многое. Те, кто выходит утром, не тешьте себя надеждой, что можете игнорировать мои требования и борзеть. Обо всем я доложу тем офицерам, которые вас будут встречать. Вопросы?

— Товарищ лейтенант! А если будет, к примеру, невтерпеж, ну я имею в виду в сортир? А очередь полвагона?

— Иди сюда, диарейный!

Из среднего отсека вышел молодой парень с большими удивленными глазами.

— Фамилия?

— Моя? Марков, товарищ лейтенант.

— Чтобы, Марков, случайно не обделаться, назначаю тебя до нуля часов бессменным дневальным по туалету и тамбуру. Сержант объяснит твои обязанности и права. Еще у кого будут вопросы? Нет вопросов? И правильно. В армии лучше не задавать много вопросов, чтобы не осложнить себе жизнь, — это мой совет вам. А это что за чучело? — спросил лейтенант, смотря на Коляна, который некстати появился в проходе.

Взоры призывников устремились на того, кого назвали «чучелом».

— А че такое? — непонимающе спросил Колян.

— Иди сюда! Ты что, дефективный?

— Нет, а че?

— Фамилия?

— Горшков.

— Ты где шлялся, Горшков?

— На «очко» ходил, а че?

— Ты придуряешься, — не выдержал лейтенант, — или по жизни дурак?

— Нет.

— Что нет?

— А ничего нет, — взъерошился Колян.

— Понятно. Ты в какой команде, Горшков? Во второй? Значит, нашей части повезло с тобой. Еще одним «промахом» будет больше.

Николай совершенно ничего не понимал. Он стоял перед офицером и озирался по сторонам. Но сочувствия и поддержки не находил, а вызывал только смех своим «а че». Костя решил помочь своему соседу.

— Товарищ лейтенант! Он просто ходил в сортир и не мог слышать ваших распоряжений, поэтому и не въезжает, что происходит.

— Это кто такой умный в адвокаты решил поиграть?

— Я. — Костя вышел в проход. — Фамилия Ветров.

— Персонально для тебя, Ветров. — Лейтенант пальцем указал на Костю. — В армии есть правило — каждый отвечает за себя. И чтобы ты, Ветров, сразу это усвоил, с нуля часов сменишь Маркова на почетном посту у туалета. Ну а ты, Горшков, в три часа, соответственно, сменишь своего защитника. Понял?

— А че не понять-то?

— Ну и хорошо, иди на место. — И обращаясь ко всем: — Ну все! Всем, как я надеюсь, все ясно. Значит, время пошло. Чтобы через десять минут на столах было пусто и чисто, а ваши тела находились в горизонтальном положении. Выполнять!

Лейтенант прошел несколько отсеков, вызвал парня с гитарой.

— Ты, — ткнул он гитариста пальцем в грудь, — следуй за мной.

Вскоре из первого отсека зазвучала гитара и парень хрипловатым голосом запел грустные песни. Лейтенант расслаблялся.

Присев на свое место, Колян спросил:

— Кость? А че этот чухан в погонах домотался до нас?

— Работа у него такая.

— Это понятно. А че он хотел-то?

— Показать, что в армии не принято задавать вопросов.

— Ладно. Водку не шмонали?

— Было. Мою забрали, твою, начатую, — нет.

— Козлы! Надо выжрать, пока остатки не отняли.

Колян разлил спиртное, и они допили водку, быстро перекусили, и Николай взобрался на верхнюю полку.

— Кость? А че летеха говорил про три часа?

— Сменишь меня.

— Где?

— На посту у туалета.

— Зачем?

— Да спи ты, я разбужу тебя в три и все объясню. Скоро он захрапел. Прилег и Костя. Как это ни странно, но наступило какое-то успокоение. Не хотелось ничего, даже думать.

А поезд держал ход, унося Костю все дальше и дальше от дома, от любимой, к неизвестной жизни, возможно, к тяжелым и опасным испытаниям, которыми так богата армейская служба.

Старший лейтенант Доронин с утра чувствовал себя неважно. Сказывалась ночь, которую они с Чирковым провели, расписывая «тысячу», и пара бутылок водки, раздавленная по ходу игры. Александр стал замечать в себе некоторые перемены. Если раньше выпитое накануне никаких последствий не вызывало, то с некоторого времени утреннее самочувствие ухудшилось и появилось желание, даже потребность слегка похмелиться. Он знал, что это симптомы алкоголизма, но ничего поделать не мог. Да и не хотел. Выпивать приходилось почти каждый вечер, за исключением, пожалуй, времени несения службы в наряде. Одиночество, которое ждало офицера дома, провоцировало эти частые, порой неумеренные пьянки.