Однако пройдет еще немало недель, прежде чем влюбленным удастся на миг соединиться в карете, едва ли не на глазах у мужа и матери Лукреции. «Боже, как мы несчастны!» — шепотом произнесет Лукреция, медленно спускаясь по ступенькам кареты, дабы дать любовнику время успеть привести в порядок одежду. А вскоре семейство вместе с Казановой отправится на прогулку по окрестностям Рима, и, пока все будут осматривать красивейшую виллу Лодовизи, влюбленные убегут в окружавший виллу сад и там, наконец, в полной мере предадутся своему счастью.

«Я не знал ничего подобного! — воскликнет Казанова. — Ты — моя первая любовь!»

«А ты — моя! — ответит ему Лукреция и, помолчав, добавит: — Первая любовь души моей и последняя. Больше я уже никого не полюблю. Счастлива та, которая будет с тобой после меня. Нет, я не ревную, просто жаль, если она не сумеет любить тебя так, как я».

Шорох в кустах заставит Казанову разжать объятия: он опасливо озирается вокруг, ведь каждую минуту их могут застать гуляющие где-то рядом родные Лукреции.

«Не бойся, любимый, — говорит красавица, — это наш Гений оберегает нас».

И она указывает на притаившуюся неподалеку переливчатую змейку, уставившуюся на них своим холодным взором.

«Если она вдруг захочет укусить, я спрячу тебя в своих объятиях, — продолжает она. — Но смотри! Она уползает, подает нам знак, что сюда идут!»

Потом, в конце прогулки, Казанова спросит у матери Лукреции, боится ли ее дочь змей. «Больше всего на свете!» — ответит донна Чечилия.

После свидания в садах Лодовизи любовники еще не раз предавались запретным радостям. Однажды Лукреция, опьянев от наслаждения и желая поделиться своей радостью с дорогим ей существом, бросила в объятия Соблазнителя свою младшую сестру Анджелику, единственную свидетельницу пылких встреч влюбленных. Не смея перечить своей повелительнице, Казанова поначалу смутился, но потом, поощряемый ею, принялся ласкать растерявшуюся девушку, вошел во вкус и, наконец, посвятил девственную Анджелику в таинство чувственной любви. Это было последнее свидание Джакомо с Лукрецией. На следующий день Лукреция с мужем уехала обратно в Неаполь.

Опечаленный Казанова целый день просидел, затворившись у себя в комнате, он переживал невосполнимую, как ему тогда казалось, утрату. Но долго горевать он не умел, и водоворот жизни подхватил его и понес дальше. Впереди ему виделась скорая и блистательная церковная карьера.

Если в первый раз Казанова прибыл в Вечный город бедным пешим странником, то теперь он въезжал в карете, роскошно одетый и с набитым кошельком. Рекомендации Антонио Казановы обеспечили ему благожелательный прием в папском окружении. Покровителями его стали аббат Джорджио и остроумный португальский аббат Гама. Они представили молодого венецианца могущественному кардиналу Аквавиве. Аквавива принял его хорошо и поселил в своем дворце. Аббат Джорджио снабдил молодого прелата массой ценных советов, выхлопотал ему небольшую стипендию и нашел учителя французского языка. Хотя Джакомо читал по-французски вполне прилично, разговаривать на этом языке он еще не умел. Подготавливая Казанову к будущей карьере, его определили переписывать дипломатическую корреспонденцию, которая в те времена велась исключительно по-французски. Таким образом жизнь молодого человека в Риме поделилась надвое: одна половина была посвящена Лукреции, другая — учению и общению с окружением кардинала Аквавивы, слывшего не только человеком острого ума, но и распутником, питавшим слабость к несовершеннолетним девочкам. Кардинал благоволил к Казанове и помог ему получить аудиенцию у папы, Бенедикта XIV. Папа был человек обходительный, любивший поговорить. Слушая бойкий рассказ молоденького аббата про приключения, пережитые им по дороге Рим, папа весело смеялся, а когда рассказчик умолк, похвалил его и позволил обратиться с просьбой. Ничтоже сумняшеся Казанова попросил разрешения читать запрещенные книги, внесенные в «Index librorum prohibitorum», и из-за слабого здоровья — не соблюдать посты. Читать книги папа ему позволил, кушать скоромное по постным дням — тоже, но постоянно не соблюдать посты не советовал. Затем понтифик благословил его.

Вечный город не уставал выказывать венецианцу свое благоволение. Он приблизил его к сильным мира сего. Перед молодым прелатом открывались блестящие перспективы. Он успел перезнакомиться с бывшими и нынешними любовницами кардинала Аквавивы, сумел войти в доверие ко многим высокопоставленным церковникам. Он уже чувствовал себя при папском дворе как рыба в воде. Любой интриган и карьерист на его месте наверняка бы сделал скорую и удачную карьеру. Но в жизни Казановы все решал либо каприз, либо случай.

Однажды ночью к Джакомо явилась заплаканная молоденькая девушка, закутанная в монашескую рясу, она молила его о помощи и приюте, уверяя, что идти ей больше некуда. Узнав в просительнице Барберину, дочь своего учителя французского языка, венецианец принялся ее успокаивать. Оказалось, что Барберина беременна от своего возлюбленного, молодые люди хотели бежать, но приготовления их были обнаружены, друга ее схватили и бросили в тюрьму. Отец пожелал заточить ее в монастырь, но она сумела убежать из дома, теперь она не знает, что ей делать и куда податься. Прекрасно понимая, что если девушку обнаружат у него в комнате, карьере его конец, Джакомо все же оставил ее у себя ночевать. Она была так несчастна, что он проникся к ней искренней жалостью и даже не попытался обольстить. Желая избежать скандала и огласки, он убедил ее написать письмо кардиналу с просьбой о защите и покровительстве. Но труды их были напрасны, беглянку схватили и отправили в монастырь, а Казанову обвинили в пособничестве и совращении несовершеннолетней. Сплетни, закружившиеся вокруг Казановы, не могли не достичь ушей кардинала Аквавивы. Решив, что во всем виноват его протеже, кардинал пригласил его к себе и мягко, но настойчиво предложил покинуть и его дворец, и Рим. Но Аквавива поинтересовался, куда бы Джакомо хотел поехать. Никогда не строивший никаких планов, Казанова ответил наугад: «В Константинополь». Он хотел сказать, что ему все равно, лишь бы куда-нибудь подальше. Кардинал удивился, но возражать не стал. Перед отъездом он щедро снабдил Казанову деньгами и дал рекомендательное письмо к графу Бонвалю[24], состоявшему на службе у падишаха.

Поначалу Казанова растерялся, но постепенно путешествие в Константинополь стало казаться ему все более заманчивым. Получив деньги на дорожные расходы и спрятав во внутренний карман письмо, он без особых сожалений покинул Вечный город. В сущности, кроме приятных воспоминаний, его здесь больше ничего не удерживало: Лукреция уехала, а переписывать французские бумаги ему порядком надоело. Предстоящая поездка не налагала на него никаких обязательств, кошелек был полон, погода — прекрасна, впереди — вечность. Путь в Константинополь лежит через Венецию, где его всегда с нетерпением и радостью ждали очаровательные сестрички Мартон и Нанетта, их ласки ему пока еще не приелись. Без особых приключений Джакомо прибыл в Анкону, оттуда он морем предполагал переправиться в Венецию. Но неожиданная встреча надолго задержала его в Анконе.