Горелка, вместе с кастрюлей и мидиями, полыхала как вечный огонь в Александровском саду, а крыша веранды, выложенная пальмовыми листьями, чернела и готова была вспыхнуть.

— Туши, идиот! — крикнул я.

— Сам идиот! — крикнул Арсений, но все-таки схватился за бутылку с водой…Я хотел остановить его, но было поздно — Арсений плеснул водой на горелку, и пламя мгновенно увеличилось до размеров пизанской башни, обдав меня жаркой волной и шипящими брызгами. Арсений выкрикнул что-то нечленораздельное, взвизгнул и схватился за свои шорты, которые сушились на веревке, но тут, слава Шиве! прибежал Мануэль и еще полдеревни.

После ужина, состоявшего в основном из горелых мидий, уселись за шахматы, попивая фени. Окончив партию, Арсений невозмутимо прилип к матрасу и принялся то ли за книгу, то ли за дневник, а я отправился на пляж ловить крабов.

Со стороны, должно быть, я выглядел полным придурком. Поначалу я носился за мелкими крабиками, высвечивая линию прибоя лучом фонаря. Главное — не выпустить краба из пучка света. Бегают они очень быстро и ловко. За час я поймал всего восемь штук. Потом принялся за норы в песке — там крабы оказались крупнее, примерно с кулак. Надо признать, что закапываются они также ловко, как и бегают. К трем часам ночи в сумке копошилось двенадцать штук беспозвоночных, четверо из которых были приличных для позднего ужина размеров, но как только я разжег костер и открыл сумку, все они ринулись наутек, и большей части удалось скрыться, остальных я безжалостно съел.

* * *

Сейчас около двенадцати ночи. Кашкет, изрядно глотнув местного feni, который нам любезно впарил Мануэль, отправился на пляж проситься к рыбакам в лодку — видимо, он еще не оставил идею отправиться с ними в море.

Спать не хочется, и я валяюсь на матраце посреди нашей хибары, наблюдая за ночной жизнью насекомых. Жук, напоминающий большого таракана, благополучно миновав мой матрац, зарылся в кучку песка в углу; крупный ночной мотылек приклеился к синей стене возле лампочки. Комары и мошки были отравлены зеленой спиралью, купленной еще в Варанаси, а теперь курящейся на полу.

Заверещал сверчок, прерываемый мелодией «Cake».

Особенных событий не произошло, если не считать проблемы с керосиновым примусом, когда мы чуть не спалили дом, и того что, возвращаясь с рынка, я, по-моему, задавил кота…

Утром сидя в кафешке на пляже, попивая невкусный lassi[30] и докуривая косяк, наблюдали за двумя престарелыми пе́тусами[31]. Один был в красных стрингах, другой, сухой как Iggi Pop, с выцветшей татушкой на плече! Они, как дети, бегали по песку и играли в пляжный теннис. Тот, что в стрингах, после каждого удачного удара хлопал ракеткой по попе, а Iggi повиливал ею в разные стороны.

Допив lassi, отправились к пресному озеру за горой. Озеро! Слишком громко сказано — оно оказалось небольшим заливчиком, похожим на те, что остаются после схода большой воды или отлива. Там уже барахталось кверху попой несколько нудистов, и нам пришлось покинуть сей райский оазис и вернуться домой.

Последнее время мы озадачены поиском нового жилья и попыткой сбыть наши мопеды в обмен на более новые и дешевые — звучит утопически, но мы не теряем надежды!

Вернулся Кашкет, рассказал, что рыбаков опять не нашел, зато встретил каких-то нариков с бутылкой воды, блуждавших по пальмовой роще в поисках party. Взял мою красную сумку, перебросил через плечо и снова ушел, сказал: «Гулять».

От деревянного стола падает забавная тень на синюю стену, ломаясь при переходе на пол. Тишина! Покой!

Между верхушками пальм таращатся звезды. Все вокруг, кажется, уже дрыхнут, однако мне спать не хочется. Пожалуй, я так могу еще сто страниц исписать всякой ерундой, вот меня прервал муравей, заползающий под страницу — извлекаю мерзавца — ать!

Выходил покурить, вернулся — на подушке сидит сколопендра, одновременно смахивающая на муравья и гигантского таракана, величиной чуть больше спичечного коробка. Воевал с ней минут десять, сначала думал взять в плен, но в итоге казнил, причем на прощанье она издала такой пронзительный писк, из-за чего все это запахло убийством. Еще эта дрянь долго не хотела погибать, пришлось давить изо всех сил пластиковой бутылкой! Теперь будет мне снится.

Надо заканчивать эти ночные посиделки, гасить свет, а то набьется сюда всякой нечисти — выкуривай их потом всю ночь!

У Кашкета, правда, свое оружие — уговорил бутылку feni перед сном, а потом хоть тараканьи бега у него на лице устраивай — все равно не проснется.

Продолжаю сидеть на веранде. В темноте трещат сверчки, из дома плывут звуки «Blur», прошел какой-то мужик с фонарем, запах керосина все еще напоминает о сегодняшней аварии, под скамейкой клан муравьев дожирает трупик убитой мною твари, скоро от нее и следа не останется. Еще один пострадавший — летающий таракан — с третьей попытки был прихлопнут моим кожаным шлепанцем.

За картонными коробками, из под пива «Bello-Goa», раздаются слепые тычки — чую, предстоит очередная схватка. Что-то затрещало в кустах — не пойму, что?! За коробками явно затаился кто-то покрупней казненной сколопендры, звуки довольно громкие. Мимо веранды, похрюкивая, проходит свинья. Неоновый фонарь освещает снизу часть пальмовой кроны, макушка ее утопает в темноте ночного неба. Все вокруг тихо за исключением местной фауны. Звуков стало больше и, кажется, настало время перебираться внутрь бунгало, где, наверняка, придется опять лишить жизни какую-нибудь букашку.

Эх, а спать все не хочется! Черт, это Кашкет, похоже, заразил меня своей трезвой нетрезвостью, а сам учесал куда-то.

Эге! Залаяли собаки — кто-то идет. Пустота! Курить охота, а сигарет нет.

Напряжение растет! Хочется уж написать: «Вот и Кашкет», а этого оболтуса все нет! Где, интересно, он шляется темной ночью в прибрежной индийской деревушке?

Лодки

Резко перестала летать всякая ночная тварь!

Пойду, поищу сигарету… выкурю, пожалуй, одну «беломорину» из пачки, припасенной для дела! Мммм-дааа, «Беломорканал, Петербург 105» гласит отрадная надпись на мундштуке! А что? — не хуже местного курева, надо заметить!

Да где ж он шляется?!

Кстати, тут, напротив нас, живет дед — забавный персонаж, я вам скажу. Дымит гашиш без остановки. Я с утра еще и глаз не продрал, выхожу на веранду чистить зубы, а он уже во всеоружии — с косяком и газетой сидит у себя на веранде в красном пластиковом кресле. Так и проводит целый день, ни с кем не