— Это можно сделать позже, — дрожащим голосом сказала Сэнди, подступая к Гэри. — Я дам тебе наши координаты. Хочешь выдвинуть против нас обвинение, дело твое. Но сейчас, думаю, нам всем лучше отправиться по домам и заняться своими детьми.

Она заплакала.

Вид у Гэри был агрессивный. Он фыркнул, словно собираясь излить весь свой гнев на Сэнди. Рокко молча подошел и встал рядом с матерью. С вызовом во взгляде он посмотрел на Гэри.

— Зачем ты живешь с этим ублюдком? — тихо спросил тот у Сэнди. — Он тебя тоже бьет?

Гектор стиснул плечо кузена.

— Мой муж — хороший человек.

— Он ударил ребенка.

Сэнди промолчала.

— Говори свой адрес.

Она покачала головой.

— Я дам наш телефон.

— Мне нужен адрес.

Подошла Айша.

— Гэри, у меня есть все координаты. Сэнди права, езжайте домой. — Она положила руку ему на плечо, и это, как ни странно, его успокоило.

Гектора захлестнула любовь к жене. Айша точно знала, что делать, всегда. Ему хотелось поцеловать ее в шею, просто прижать к себе. К матери подошла Мелисса, она тоже плакала. Айша взяла дочку за руку. Подошел Адам, встал рядом с ним. Гектор взял сына за руку.

Какого черта я делаю? Зачем рискую всем, что у меня есть, всем, чем наградил меня Господь? Влажная ладонь сына будто приклеилась к его коже.

Гектор резко выпустил руку сына и вошел в дом.

Когда он проходил мимо матери на кухне, она шепнула ему по-гречески:

— Твой брат не был неправ.

— Шш… Коула, — предостерег ее его отец. — Не поднимай шум.

Вид у его отца был испуганный. Или, возможно, он просто устал от этого нового мира.

Гектор вошел в свою спальню и застыл на месте. Хьюго сосал грудь Рози. Конни сидела рядом, гладила мальчика по голове.

— Даже не верится, что это чудовище ударило его. Я никогда не бью Хьюго, никто из нас пальцем его ни разу не тронул. Ни разу.

Гектор почувствовал на себе взгляд Хьюго.

Тот выпустил сосок изо рта, отстранился от матери:

— Никто не смеет прикасаться ко мне без моего разрешения.

Голос у него был пронзительный и уверенный. Интересно, где он слова-то такие узнал? От Рози? В детском саду? Услышал по телевизору, будь он проклят?

— Да, детка, все верно. — Рози поцеловала сына в лоб.

А пинать других разве можно? Или бить других детей? Кто тебе позволил распускать руки и ноги?

— Да, — энергично кивнула Конни в знак согласия. — Ты прав, Хьюго. Это никому не позволено.

Она была так молода. У него это внезапно вызвало неприязнь.

— Гэри готов ехать домой.

Рози взяла с кровати свою сумочку, взяла на руки Хьюго и прошла мимо Гектора. Они не обменялись ни словом.

Гектор закрыл дверь, оставшись наедине с Конни. Он не хотел ее обижать, но не знал, как донести свою мысль, не причиняя ей боль.

— Мы больше не можем видеться. Во всяком случае, так, как раньше. Ты понимаешь?

Конни, шмыгая носом, смотрела в сторону.

— Даже не верится, что он ударил его. Каким же мерзавцем нужно быть, чтобы ударить ребенка.

Гектор поражался себе. Как можно так бездарно рисковать своим счастьем? Теперь ему это было ясно. Он не хотел видеть ее в своей спальне, в своем доме. Хотел, чтоб она ушла из его жизни.

— Ты понимаешь? — Его тон смягчился.

— Конечно. — Она по-прежнему не смела посмотреть на него.

— Ты особенная, Конни. Но я люблю Айшу.

— Думаешь, я не знаю? — с жаром отвечала она, задрожав. — Мне противно, что мы обманываем ее. — Она судорожно вздохнула. — Это… — Конни подбирала подходящее слово. — Это отвратительно.

Она была так молода, все преувеличивала. Ему хотелось выпихнуть ее из спальни, из своей жизни. Что с нее взять? Бестолковая девчонка. Ребенок.

— Прости.

Ты никому не скажешь? Ужас разоблачения терзал его многие месяцы, постоянно, даже в минуты наиполнейшего счастья. Он представлял, как его покрывают позором — полиция, развод, тюрьма, самоубийство.

Конни прочитала его мысли:

— Никто не знает.

— Прости, — повторил он.

Она не смотрела на него. Болтая ногой, теребила губами прядь волос. Ребенок, сущий ребенок.

Она что-то тихо произнесла, он не расслышал:

— Что?

На этот раз она посмотрела на него. Взгляд у нее был ядовитый.

— Я сказала, что у тебя безобразные руки. Волосатые. Ты похож на гориллу.

Гектор опешил. И едва не расхохотался. Он сел на кровать рядом с ней, но так, чтобы их тела не соприкасались.

— Конни, по большому счету, между нами ничего не было.

Она вздрогнула. Запах ее духов, сладкий, приторный, щекотал ему нос. Такими духами пользовались юные девушки. Ему хотелось дотронуться до нее, погладить ее по волосам, поцеловать еще раз. Но он не смел даже намекнуть, что она ему небезразлична. Теперь любой подобный жест с его стороны выглядел бы отвратительно. Он глянул в зеркало, на мужчину и ребенка, сидящих рядышком на кровати. И она в это самое мгновение тоже посмотрела в зеркало. В ее взгляде читались мольба и мука, и он, почти против своей воли, не желая причинять ей боль, качнул головой.

Конни вскочила с кровати, рывком распахнула дверь и вылетела из комнаты. С минуту он сидел неподвижно, испытывая лишь облегчение. Он порвал с ней, положил конец их отношениям. Гектор закрыл за Конни дверь и вновь опустился на кровать. Грудь сдавило, будто кто-то веревкой перетянул его легкие. Он пытался вздохнуть и не мог. Он понимал, что не надо паниковать, что это не сердечный приступ, с сердцем У него все в порядке, надо только вздохнуть. Чертова глотка, почему не открывается? Он обливался потом, не видел своего отражения в зеркале. Его там нет, где он? Где он, черт возьми?

Захрипев, он повалился на пол, содрогнулся и наконец-то втянул сладостную жизнь в горло и легкие. Он раскачивался, вспоминая, как нужно дышать. Носовым платком вытер лицо и шею, нашел свое отражение в зеркале. Лицо у него было бледное, глаза — красные. Распухший седой старик. Гектор осознал, что плачет. Последний раз он плакал в далеком детстве. Он помассировал грудь. Я изменюсь, пообещал он себе. Изменюсь.

Когда Гектор снова вышел из дома, во дворе был один только Ричи, все так же сидел на ветке фигового дерева. Гэри, Рози и Хьюго уехали. Остальные гости молча собирали свои вещи, тихо прощались друг с другом и с хозяевами. У Линны, Деджана и Ари Гектор поинтересовался, куда они отправляются. Те сказали, что, наверно, в какой-нибудь бар на Хай-стрит — выпьют еще, может быть, потанцуют. У него было такое чувство, что он полностью утратил всякую связь с ними, что он отрезан от их холостяцкой бездетной жизни.