— Я здесь уже шестой год, — Валера отломил от плитки очередную дольку и, сунув ее в рот, зачмокал от удовольствия. — Люблю сладкое, по мне это видно.

Данилов почувствовал расположение к Валере. Причиной тому был не коньяк и не шоколад — ему всегда нравились люди, умеющие смеяться над собой.

— Я ведь тоже когда-то учился на врача, — поведал Валера, — в Саратове. Отчислили с третьего курса — завалил летнюю сессию. Пересдать тоже не удалось, пришлось идти служить. Вот так…

Валера разлил оставшийся коньяк.

— А после армии? — поинтересовался Данилов.

— А после армии женитьба, поиски хорошей работы, и как видишь! — Валера обвел рукой вокруг, словно демонстрируя свои достижения. — Вот такие пирожки. Ну, давай за все хорошее!

После того как коньяк был выпит, мужчины минут десять поговорили «за жизнь» — обо всем и ни о чем. Беседу прервал звонок.

— Привезли кого-то, — Валера не торопясь вымыл стопки, убрал их в тумбочку, отправил пустую бутылку и обертку от шоколада в корзину для мусора, стоявшую под раковиной, и только тогда пошел открывать.

По дороге из раздевалки Данилов заглянул в приемную. Валера разговаривал с незнакомым мужчиной в форме парамедика.

— Всего хорошего! — сказал он Данилову. — Будем считать, что знакомство состоялось.

— И тебе не кашлять!

На выходе Данилов попрощался с угрюмым усатым охранником и поспешил домой, предвкушая горячие бутерброды с кофе, душ и прочие радости жизни.

Нет ничего зазорного или унизительного в том, что ординаторы сидят на лекциях и практических занятиях вместе со студентами. Повторение — мать учения. Вдобавок, отпустив студентов, преподаватели нередко просят ординаторов задержаться и поучаствовать в разборе каких-либо сложных или редких случаев по теме занятия.

У каждого своя манера преподавания — кто-то, подобно Ерофееву, любит загадки и каверзы, а кто-то просто делится своими знаниями.

Первые три недели Данилову казалось, что дураков на кафедре профессора Мусинского нет. Все преподаватели были умными, деловито-собранными, дружелюбными.

Не кафедра, а аристократический салон.

Ординаторы занимались решением клинико-морфологических задач по расстройствам кровообращения, когда из коридора послышались громкие крики. Можно было разобрать отдельные фразы:

— Что он себе позволяет?! Нашел дуру!.. Молчать не стану!

Ассистент Граблина, проводившая занятие, на посторонний шум никак не отреагировала, даже не выглянула в коридор.

— Что там такое, Надежда Алексеевна? — спросила Ирина, отрываясь от микроскопа.

— Ничего особенного, — поморщилась Граблина. — Доцент Стаканникова почтила нас своим присутствием.

— Доцент Стаканникова? — переспросила Алена. — Она с вашей кафедры?

— Наталья Анатольевна читает лекции стоматологам, — пояснила Граблина, — и руководит нашей базой в шестьдесят пятой больнице. Здесь она бывает редко.

К счастью.

Крики продолжались долго, минут десять, пока, наконец, после «А вот и Георгий Владимирович!» не наступила тишина.

— Давайте немного отдохнем, — предложила Граблина и, не дожидаясь ответа, встала и вышла из лаборатории.

— Стаканникова — это песня, — сразу же после ее ухода сказал Денис. — Неужели вам стоматологи про нее не рассказывали?

— Нет, — ответила за всех Ирина.

— У тети огромные амбиции, докторская степень и нет не то что заведования, но и профессорского звания, — продолжил Денис. — Плюс недостаток мужского внимания. В общем, редкая стерва.

— Знаешь что?! — сразу же вскинулась Ирина. — Не надо увязывать характер женщины с избытком или недостатком мужского внимания! Это по меньшей мере…

— Успокойся, пожалуйста, — попросил Денис. — Я просто хотел сказать, что у человека, ни разу не бывшего счастливым в любви, портится характер.

— Это одно и то же! — возразила Ирина. — Мы тебя прекрасно поняли.

— Давай лучше про Стаканникову, — попросил Илья.

— Что — заинтересовало? — съязвила Ирина.

— Нам в шестьдесят пятой придется провести два месяца. Ты что — план не видела? И я уже чувствую, что эти месяцы станут незабываемыми.

— Вы правы, коллега, — подтвердил Денис. — Там-то мы узнаем о себе всю правду, а точнее, что мы — безмозглые тупицы, лентяи и патанатомы из нас, как из печени кость!

— Из печени кость? — Данилов никогда не слышал подобного выражения.

— Ее любимая присказка. Она еще и не такое может выдать…

— Интересно, в чем причина сегодняшнего скандала? — спросила Алена.

— Причина всегда одна, — Денис махнул рукой. — Стаканникову опять обошли, обделили или обидели. Потерпи немного — скоро все узнаешь.

На два часа было назначено кафедральное совещание — конечно, с обязательной явкой ординаторов и аспирантов.

В худой, натянутой словно струна, брюнетке в строгом, без излишеств, сером костюме, вошедшей в зал вместе с Мусинским, нетрудно было опознать доцента Стаканникову. Ее можно было бы назвать красивой, если б не надменно-брезгливое выражение, искажавшее черты лица.

Отказавшись от предложенного ей Мусинским места в президиуме, Стаканникова уселась в первом ряду, напротив заведующего. Сидела она в позе примерной ученицы: прямая спина, взгляд устремлен вперед.

— Начнем, — сказал Мусинский, дождавшись тишины в зале.

Стаканникова тут же встала и заняла место за кафедрой.

— Наталья Анатольевна… — покачал головой Мусинский.

— Несмотря на то что Георгий Владимирович просил меня не поднимать этот вопрос на сегодняшнем совещании, я все же поступлю по-своему, — заявила Стаканникова. — Пусть даже и вне регламента!

Дама оказалась прирожденным проповедником с великолепно поставленным голосом и гипнотизирующим взглядом бездонных карих глаз.

— Если кто не знает — администрация шестьдесят пятой больницы по своему почину, без согласования с кем-либо, отобрала у нашей кафедры две учебные комнаты! — Стаканникова выдержала паузу, явно ожидая взрыва негодования.

Собравшиеся молчали. Лишь несколько человек, подобно Стаканниковой, явившиеся на заседание без халатов, видимо, сотрудники филиала, негромко высказались с места в стиле: «Это ужасно!»

— Но ведь мы уже все обсудили, Наталья Анатольевна, — развел руками Мусинский. — Эти комнаты были предоставлены нам временно, до приобретения больницей томографа. Администрация сделала любезность…

— Это были наши комнаты, Георгий Владимирович!

И любой настоящий руководитель, — Стаканникова выделила голосом слово «настоящий», — никогда не отдаст помещения без борьбы! Того и гляди, нас завтра вообще выставят на улицу! Что — прикажете ютиться здесь?! Сидеть на голове друг у друга?