– Сорок визитов? – повторил князь, изумлённо смотря на жену, и вдруг громко расхохотался, что очень её смутило.

– Дорогая Зина, я предполагаю сделать двенадцать, пятнадцать визитов, самое большее. Если в твой многочисленный список включены все те, кто были на свадьбе, то должен тебя разочаровать. Я вовсе не намереваюсь делать их близкими знакомыми. Две–три семьи твоих родных я готов принимать, но отнюдь не весь «ноев ковчег», который видел у твоего отца. У меня взрослая дочь, и в моём доме могут бывать только люди моего положения. Кстати, если уж мы коснулись этого вопроса, так объяснимся раз навсегда.

Я женился на тебе, несмотря на твоё происхождение, а что это было тяжёлой жертвой для моего самолюбия, не составляло тайны ни для тебя, ни для твоих родных. Теперь ты – княгиня и принята в моём обществе; так постарайся же сойтись с этим миром и приобрести хороших знакомых, если уж не друзей. Но не навязывай, пожалуйста, ни мне, ни моим детям людей с подозрительным прошлым, которые чересчур отличаются от нас.

Слушавшая его с раскрасневшимся лицом Зинаида стремительно вскочила с места и стала нервно ходить из угла в угол.

– А! Ты уже кидаешь в лицо презрение ко мне и моему народу, – сказала она сдавленным от слёз голосом. – Ой, как бабушка Фейга была права, говоря, что я буду пария в твоём доме, что любовь твоя – лживая, что я буду разлучена с близкими и могу видеться с ними только крадучись, воровски.

Князь тоже поднялся, и голос его звучал строго, а глаза глядели холодно на жену.

– Избавь меня, пожалуйста, от сцен и вытри свои слёзы, которым нет причин. Ты не права, обвиняя меня в обмане: я никогда не говорил, что женюсь на тебе по любви, потому что я тебя никогда не любил. Не стану перечислять все грязные махинации, которые проделывал твой достойный родитель, чтобы меня разорить, он же сам и предложил устроить мои дела, поставив условием наш брак. Он хотел, чтобы ты была княгиней, и вот теперь ты ею стала. Я выполнил поставленное мне обязательство и только. Но, повторяю, избавь меня от сцен и слёз; я вовсе не расположен их выносить. Пользуйся преимуществами, которые тебе даёт этот брак, и будь довольна. Я не запрещаю тебе принимать родню, потому что не желаю стеснять твою личную свободу, но требовать, чтоб и Нина участвовала а этих твоих приёмах, было бы уже слишком.

Он повернулся и вышел из комнаты, а Зинаида онемела от бессильного бешенства. Злость и жажда мести ещё кипели в ней, когда доложили о приезде Еноха Аронштейна. Она поторопилась окончить свой туалет и вышла в будуар, где в ожидании хозяйки сидел банкир и перелистывал альбом.

– Ты, кажется, чем–то раздражена, кузина? Или уж у тебя начались семейные несогласия? – спросил вдруг Енох, прерывая их пустую болтовню и внимательно её оглядывая.

– О, мой медовый месяц усеян всякого рода терниями, – заговорила Зинаида Моисеевна по–английски и так порывисто смяла носовой платок, что оборвала роскошные кружева, которыми тот был обшит.

– Я только теперь поняла, насколько права была бабушка Фейга, находя, что моё замужество с этим титулованным босяком – плохой гешефт. Енох насмешливо улыбнулся и ответил тоже по–английски:

– А, понимаю. Тебе дали почувствовать твоё происхождение?

– Именно. С «жидовкой» в доме не стесняется даже прислуга. Эта старая собака, Прокофий, носа не показывает в столовую, когда князь не обедает дома; для меня он не беспокоится. Да и мой дорогой супруг постарался начисто отделить свою семью от выскочки в лице своей жены. В первом этаже помещаемся только мы с мужем, а дети поселены во втором, где у Нины целая квартира – из спальни, будуара и столовой, довольно большой, чтобы угощать там тех, кто желает видеть только княжну. У Арсения две комнаты, кроме библиотеки и биллиардной; затем идут помещения младших детей с их гувернантками, и Василисы Аптиповны, их старой няньки; вся прислуга молодежи тоже наверху. Словом, это второе, совершенно особое хозяйство.

Затем, она вкратце передала свой утренний разговор с мужем и упомянула про отказ Нины присутствовать в её гостиной в приёмные дни.

– Не принимай этого близко к сердцу, кузина. Будем надеяться, что со временем княжна образумится и станет относиться к тебе и твоей семье с подобающим уважением, – утешал Енох. – А она очаровательна, и я даже высказать не могу, как она мне нравится, – прибавил он, многозначительно улыбаясь. – А я увижу её сегодня?

– Мы завтракаем и обедаем вместе. Я прикажу подавать, потому что князь вернётся лишь к обеду, и пошлю за Ниной с детьми, – ответила она на слова Еноха с не менее выразительным взглядом.

Когда Аронштейн и княгиня пошли затем завтракать, то Нины ещё не было, и Енох стал внимательно рассматривать обширную, отделанную дубом и богато меблированную в современном стиле столовую. Взгляд его остановился на стоявшем в углу большом киоте–складне. Посредине был образ Богородицы. Сетка из низанного жемчуга покрывала ризу; рубины и крупные бриллианты украшали венчик, а ожерелье замыкалось осыпанной изумрудами пряжкой, с которой свешивалась редкой красоты и величины жемчужина. Перед иконой теплилась висевшая на цепочке древняя, массивная серебряная лампада.

– Право, все эти великолепные камни могли бы получить иное, и гораздо лучшее, назначение в какой–нибудь модной парюре, например; особенно этот изумруд или жемчужина, – заметил Енох, разглядывая складень.

– О! Это наследие старой княгини, следовательно, неприкосновенная святыня, – насмешливо отозвалась Зинаида. – Тем не менее, я не теряю надежды, что когда–нибудь буду иметь возможность убрать всё это на чердак. Оно только портит современный стиль чудной столовой и коробит всякого свободомыслящего интеллигентного человека.

– От души желаю, дорогая, Зина, исполнения твоих желаний. Странно, в самом деле, что только православные упорно навязывают всем свои дикие верования не справляясь, приятно ли другим смотреть на их намалёванных фетишей. Во Франции, слава Богу, с этим рассчитались и навели порядок, выбросив в мусор эти, так называемые, «святыни», почитаемые лишь болванами, – ответил, смеясь, Енох.

Но, обернувшись, он вздрогнул и сконфузился. На пороге стояла Нина в сопровождении детей, их гувернантки–немки и компаньонки m–lle Робин. Очевидно, она слышала предыдущий разговор, потому что лицо её пылало, а тёмные глаза, обыкновенно добрые и ясные, блестели негодованием.

– Вы слишком торопитесь, господа, вводить ваши атеистические взгляды. В России пока ещё не в обычае изгонять из дома почитаемые иконы или обращать их в предметы музейных редкостей. Слава Богу, мы ещё не в завоёванной стране, где победитель мог бы с грубой беззастенчивостью попирать чужие религиозные верования. А те, кого коробит вид дорогих нам святынь, могут просто воздержаться от посещения, чтобы не глядеть на то, что им ненавистно.

Не удостоив поклоном Зинаиду с Енохом, она повернулась и ушла с детьми и гувернантками.

Первое время Зинаида Моисеевна с кузеном в недоумении молчали. Резкий отпор, данный по–русски и в присутствии прислуги, привёл княгиню в ярость, которую она еле–еле сдерживала. Енох покачал головой и заметил: