Культурных пересечений имелось множество. В Кастилии евреи часто спонсировали христиан при крещении, христиане отвечали тем же при еврейских обрядах обрезания[114]. В XIV веке христиане брали с собой своих друзей-мавров на мессу и даже нанимали мусульманских уличных музыкантов для исполнения музыки в церквях во время всенощного бдения[115]. Даже в конце XV века христиане и евреи учили своих детей жить среди другой религиозной группы, что и продолжалось многие годы[116]. Случалось и так, что евреи принимали ислам, а мусульмане — иудаизм[117].

Хотя на сексуальные отношения между людьми разной веры был наложен запрет, однако такое встречалось довольно часто. В 1356 г. король Арагона пожаловал местному монастырю полномочия судить женщин-мусульманок, пойманных во время занятия любовью с христианами в данной местности. Но в следующем году пришлось внести изменения, чтобы не включать в этот указ женщин, которые «совращали» самих монахов[118].

Несмотря на участие в жизни друг друга, между людьми трех конфессий всегда существовала напряженность. Она будто бы ждала момента, когда экстремисты позволят ей вырваться на волю. Мусульмане и христиане пользовались банями в разные дни. Христианам не разрешалось переходить в ислам или иудаизм[119]. В конце XV века было оказано значительное давление, чтобы отделить евреев и мусульман в городах от христиан. Начали возводиться искусственные барьеры.

К концу XV века, когда в Арагоне вокруг инквизиции возникли трения, три сообщества выполняли совершенно разные функции в испанском обществе. Христиане были чиновниками, церковниками и бойцами[120]. Евреи — ремесленниками, финансистами и интеллектуалами. Мусульмане — как правило, сельскохозяйственными тружениками и ремесленниками[121].

Это общество отличалось тем, что род занятий в нем определяла вера, что привело к сокрушительным последствиям все испанское общество, когда из него исключили представителей двух конфессий.

В Испании после ее освобождения от мавров военизированная природа христианского общества создала национальный характер, который отличался крайней вспыльчивостью.

«Они горды, думают, что никакая другая нация не может сравниться с их собственной, — писал один итальянский путешественник. — Они не любят иностранцев, обращаются с ними крайне сурово, готовы взяться за оружие быстрее, чем любой другой христианский народ. Великолепно владеют оружием, очень быстро работают им, отличаясь ловкостью и знанием дела. Испанцы ценят честь до такой степени, что готовы скорее умереть не задумываясь, чем запятнать ее»[122].

Подобные характеристики весьма проблематичны. Общая склонность людей к агрессии быстрее бросалась в глаза в Испании благодаря триумфу воинского сословия во время освобождения Испании. Произошло завоевание всей страны (кроме Гранады) для христианского мира. Но в XV веке началась серия гражданских войн. Севилью взяли в 1471 г. соперничающие сторонники герцога Медины Сидония и маркиза Кадиса[123]. Фракционизм вылился в гражданскую войну, которая бушевала в Андалузии в течение четырех лет[124].

Ситуация оказалась весьма скверной. Как утверждал летописец Бернальдес, «просто невозможно описать муки короля Энрике IV в то время»[125]. Города были разрушены, сокровища короны — разграблены, а королевские ренты взлетели на невиданный ранее уровень[126].

Чтобы Испания смогла выжить, агрессию следовало направить на какого-нибудь внешнего врага. Требовался объект, на который можно потратить всю эту разрушительную энергию.

Сомнительные группы общества часто считают опасными. В напряженные времена они могут стать объектом насилия и жестокости[127].

Именно такой группой и оказались конверсос. Хотя теперь они и находились в категории христиан, но еще совсем недавно принадлежали к категории иудеев. И до них оказалось довольно легко добраться, чтобы уничтожить.

Толедо, 1449 г.

26 января 1449 г. по Толедо проехал дон Альваро де Луна, особый констебль короля Кастилии Хуана II.

Луна был человеком небольшого роста с необыкновенно маленькой головой. Но он оказался великолепным наездником и талантливым бойцом. Этот вельможа сделался самым могущественным человеком в Кастилии[128].

Луна отправился в путь, чтобы сражаться за дело Хуана II с арагонцами, которые напали недавно на его страну. Оставив позади желтеющие равнины, переправившись через реку Тахо, въехав в город и поднявшись по крутым ступеням наверх, к площади Сокодовер, он потребовал от Толедо на военную кампанию один миллион мараведи.

Жители Толедо пришли в ярость. Заподозрив в подстрекательстве богатого конверсо, сборщика налогов Алонсо Кота, толпа собралась на следующий день после отъезда Луны. Горожане разграбили квартал Магдалена, где жили самые богатые конверсос. Началась охота за козлами отпущения[129].

Едва ли Луна был популярной фигурой в Толедо. Оправдывая мятеж перед королем Хуаном, мэр (алькальд-майор) Толедо Перо де Сармиенто рассказал, как в течение последних тридцати лет этот феодал «ежедневно тиранил и начисто опустошал Ваше королевство, узурпировав власть и славу Короны, присвоив себе право управлять и командовать»[130]. Около Толедо, как продолжал Сармиенто, Луна уничтожал виноградники и плантации, убивал или захватывал местных жителей, сжигал их дома, «воюя с нами, будто мы — мавры»[131]. Однако самое страшное преступление Луны заключалось в том, что он продавал общественные места самому богатому участнику торгов, открыто заключал сделки с конверсос, «которые в большинстве своем были неверными и еретиками, исповедовали иудаизм и были иудеями (тайными евреями, хотя внешне и претендовали на то, чтобы казаться христианами)»[132].