С трудом, медленно, сдирая ладони и сбивая колени в кровь, настырно хватаясь зубами за подаренный Халимой шанс, нет, не на побег… моим подарком сегодня была жизнь!

Меня не интересовали причины, по которым она сделала это, руководствуясь ревностью или жалостью – не важно. Раздумывать над ее поступком я не собиралась, обеими руками, намертво, ухватившись за возможность жить.

Озираясь по сторонам, в быстро сгущающихся сумерках, цепляясь за стену, сдирая кожу, встала на ватные ноги. Я просто не могла позволить своему телу сдаться, предать меня, ссылаясь на болезненную мышечную парализацию. С трудом передвигаясь, завернула за угол хозяйственной постройки, уже зная, что там, за ней, некрутой обрыв, ведущий к горному ручью.

Не чувствуя ног, босиком, по острым камням, цепляясь за дикорастущие колючие кустарники, спускалась вниз, сдирая о них ладони.

Оказалось, что я переоценила возможности своего измученного тела, нога подогнулась, и я кубарем полетела вниз, больно ударяясь о камни, едва успев прикрыть голову руками. По ощущениям, казалось, что мой вынужденный полет бесконечен, хотя поскользнулась, пролетев вниз каких-то пару метров, кулем рухнула прямо в ледяную воду, поднимая тысячи брызг.

Ручей был совсем неглубоким, божественно ледяным!

Чистейшая ключевая вода бежала по небольшому природному руслу, устланному гладкими камнями, с годами обточенными трудолюбивыми струями. Я приподнялась на локтях и жадно глотала восхитительно свежий, родниковый природный дар, затем, всем телом погрузившись в холодную воду, перевернулась и легла на спину, подняв глаза к вечернему небу.

Замерла от удовольствия, не чувствуя ни сбитых в кровь коленей, ни стертых ступней, ни изодранных ладоней, обласканная обволакивающей, успокаивающей разгоряченное тело, водой.

Перестала считать время, замечая первые звезды, которые украшали собой стремительно темнеющий небосвод. Сумерки быстро сдавали позиции ночной мгле, тишину нарушали волшебные трели сверчков, журчание ручья умиротворяло, и я от удовольствия, сливаясь с природой, прикрыла глаза…

Долго наслаждаться прохладой не получилось.

В горном ручье тело замерзло так, что зуб на зуб не попадал, но я хотела этого холода, жаждала его! Дрожа, с трудом встав на колени и отжав волосы, выползла на камни, нагретые за день настолько, что вряд ли, остынут даже к утру.

Свернувшись калачиком, забившись в расщелину, постепенно согреваясь, бессовестно радовалась глотку свободы…

***

Выдернули из сна грубо, жестко, проволокли за волосы по острым камням.

Схватившись за руку тащившего, пытаясь отцепить ее от себя, я хваталась пальцами за землю, стараясь остаться на месте, ободранными ногтями скребла по попадающимся на пути камням, хватаясь за них, но пальцы разжимались, оставляя в руках лишь пустоту.

– Я нашел ее!

Крикнул кому-то мой истязатель, продолжая тащить меня, упирающуюся, вверх по склону, не давая шанса встать на ноги.

Конечно, я понимала, что найти меня им не составит труда, зная эту местность, как свои пять пальцев, запросто ориентируясь. Они здесь дома. Смешно было надеяться на обратное, ведь спускаясь сюда, к ручью, я оставила после себя явные следы, сминая кусты, хватаясь за ветки, ломая их, как медведь, прошедший по дикому малиннику.

Я получила кусок своей призрачной свободы, насладилась ею, прочувствовав каждую секунду и сохранив ее в памяти. На этом, видимо, все…

Затащив меня в ограду, рывком, с брезгливостью, отбросил в сторону хозяйственной постройки.

Я подняла голову, и, откинув с лица мешавшие волосы, окинула собравшихся вокруг меня мужчин пренебрежительным взглядом.

Растрепанная, в порванном платье, с голыми ногами, сбитыми в кровь, сплошь покрытая ссадинами и кровоточащими царапинами, я открыто, без страха смотрела в их изумленные лица и была счастлива от увиденного.

Они боялись меня! Не решаясь подходить к бесноватой сумасшедшей…

Понимая, что наказание за побег неизбежно, я озиралась по сторонам, ища глазами своего палача, пока взглядом не наткнулась на стоящую на коленях, привязанную к столбу коновязи, поникшую женскую фигурку.

Увидела и обмерла от мгновенного узнавания… Халима…

Понимала, что из-за меня, поэтому подползла к той на коленях и, с благодарностью, уткнулась лбом в ее плечо, впервые прикоснувшись к ней. Видела разодранную кнутом спину, вырванные куски плоти, длинными лентами, оставленные раны, которые навсегда останутся с ней, на ней, страшными непроходящими рубцами.

Слезы сами собой покатились из глаз, одна за одной, горечью выливаясь, омывая поступок совершенно чужой, бесправной, бессловесной женщины, понесшей за меня суровое, явно, не заслуженное, жестокое наказание.

И я плакала…

Тихо плакала, сидя рядом, склонив к ней голову, вымаливая у нее прощение…

Теперь понятно, что меня ждет!

Этот глоток свободы будет стоить мне очень дорого. Они не заберут мою жизнь, но навсегда оставят в памяти, шрамами, напоминание о моем поступке…

Теперь никогда не забудет свой проступок и бедная Халима.

Шок от увиденного не проходил. Я не могла поверить, что женщину могут забить до полусмерти, бездоказательно, самостоятельно осудив, вынеся, той, жестокий, не подлежащий обсуждению, и оправданию приговор!

Я не замечала нарастающего, недовольного гула возмущенных мужских голосов, не обратила внимание на то, как меня, ногой, оттолкнули от наказанной, сняв ту со столба, и как я заняла свою очередь за щедрой порцией своих отметин, которые, клеймом будут высечены на моем теле.

Стоя на коленях, подняла лицо к небу, вспоминая то, самое первое наказание, за мой побег… от Саши.

Воспоминания, так тщательно спрятанные мной, вырвались наружу вместе с невысыхающими слезами.

И я, вновь, задала себе вопрос: жалела ли я, сейчас, о том, что встретила его?

И ответ был все тот же: нет, никогда не пожалею!

Поэтому я решительно выпрямила спину, закрыв глаза, готовясь, с честью, встретить и этот «подарок» от жизни!

Слыша за спиной нетерпеливые щелчки бича в воздухе, непроизвольно вздрагивала, но продолжала улыбаться в ожидании первого удара.

И вот он, первый свист плети в воздухе, такой близкий, практически рядом со мной… но не по мне…

– Стой!

Как и все услышала останавливающий экзекуцию окрик, прозвучавший отсрочкой приговора.

«Экха*» – то и дело слышала я, волна благоговейного перешептывания прошла по моим палачам, зацепив и меня, краем уха.

Обернуться и посмотреть, что же там происходит, я не имела возможности, все еще привязанная к коновязи, спиной к толпе «недомужчин». Мужчинами их назвать у меня бы не повернулся язык, после всего содеянного ими, над бедной Халимой.