Тяготы, которые крестоносцы претерпели во время своих трехлетних скитаний по Малой Азии, Сирии и Палестине, рассматривались ими в ветхозаветном смысле как испытание, посланное Богом. Церковные писатели стремились придать этим испытаниям символический смысл. «Верю, — писал французский хронист Фульхерий Шартрский, — что, будучи избраны Богом, ранее испытанные в столь больших несчастьях, они очистились от своих грехов, подобно тому как золото пробуется три раза и очищается семь раз».[45] «Золото, испытанное огнем» — этот образ стал символом страданий мирян, принявших обет сражаться за Христа. Пройдя через горнило этих испытаний, крестоносцы очищались и искупали грехи. Как писал Гвиберт Ножанский, «никогда и ни в какую эпоху не было так, что столь крупные государи подвергали свои тела таким мучениям только в надежде обрести небесное вознаграждение».[46]

На Клермонском соборе папа призывал крестоносцев освободить восточных христиан и Иерусалим. Так они должны были проявить свою любовь к ближнему и любовь к Богу. В письмах, которые участники похода посылали папе и другим прелатам и государям, крестоносцы рассказывали о том, как они освобождают восточнохристианские земли и как те помогают своим братьям по вере. Но все же главная цель похода заключалась в освобождении Иерусалима. Еще раз напомним, что небесный Иерусалим в монашеской культуре рассматривался как образ рая, символ спасения, как истинная цель религиозной жизни. Во время первой крестоносной экспедиции ее жаждущие спасения участники отождествили небесный Иерусалим с целью похода. Они сражались за земной Иерусалим, но тем самым приближали небесный. Еще в сентябре 1098 г. вожди крестоносцев в письме к Урбану II призывали папу присоединиться к экспедиции и «открыть им врата обоих Иерусалимов».[47] Стремясь вписать все события в контекст истории Спасения, крестоносцы датам и числам также придавали символическое значение. И им было очень важно, что священный город был завоеван 15 июля 1099 г. — в день «разделения апостолов» для благовествования (праздник, отмечавшийся западной христианской Церковью), — и что они ворвались в Иерусалим в три часа дня — тот же час, когда Иисус Христос умер на Кресте. Освобождение города — кульминация крестового похода. Завоевав земной Иерусалим, они достигли цели своего путешествия и выполнили завет Богу, тем самым стяжав спасение души.

Лучше всего представления самих крестоносцев об этой первой экспедиции иллюстрирует рассказ хронистов о видении Стабулона — камергера герцога Готфрида Бульонского. Еще до крестового похода Стабулону привиделась золотая лестница до небес, по которой Готфрид поднимался вместе со своим кравчим, державшим в руках зажженную лампаду. Достигнув середины лестницы, «кравчий оступился и покатился вниз, между тем как лампада погасла». Тогда Стабулон вновь зажег ее и сам стал подниматься по лестнице. Когда они с герцогом добрались до самого верха, то были вознаграждены — они увидели «небесный чертог, в котором для избранников Божьих был накрыт стол со сладчайшими яствами». С точки зрения хронистов, эта история рассказывала о пути к Иерусалиму, т. е. к небесным вратам. Лестница из золота означала, что к этим вратам следует приблизиться «со смирением и чистым сердцем». Погасшая в середине пути лампада и неудача кравчего — намек на то, что слуга Готфрида Бульонского свернул с истинного пути (и действительно, он покинул герцога в час испытаний под Антиохией) и не смог занять место за столом, где сидели святые. Готфрид же вместе со Стабулоном удостоились созерцать Гроб Господень — а это и есть те самые сладкие яства, вкусить которые желают все праведники.[48] Как видим, крестовый поход воспринимался крестоносцами как средство к спасению души, как путь к святости.

Чудеса, видения, обретение реликвий, победы в сражениях, в которых им помогали Бог и святые, укрепляли убеждение крестоносцев в том, что они участвуют в божественном мероприятии. Подобно скитавшимся в поисках Земли Обетованной древним израильтянам или защищавшим свою веру Маккавеям — богоизбранному народу, — участники экспедиции выполняли великую религиозную миссию, причем, как они считали, более важную, чем та, которой были облечены ветхозаветные евреи. Крестовый поход отныне интерпретировался как «деяния Бога через франков» — так, собственно, назывался труд Гвиберта Ножанского — одного из самых известных хронистов, создававших версию событий по горячим следам. По мнению рыцарей, они участвовали в священной войне, где за них сражался Господь, а их поражения и несчастья были посланными небом испытаниями. В этой военно-религиозной экспедиции они искали спасения через мученичество и покаяние. Во время похода они вели монашеский образ жизни и в то же время сражались за Христа. Собственно, именно такую роль искали клюнийские реформаторы для мирян. Судя по первому опыту крестоносного движения, можно считать, что Церкви удалось навязать мирянам монашеские ценности и что предложенные папой Урбаном II идеи были восприняты крестоносцами. На Клермонском соборе папа проповедовал рыцарям о любви к Богу и к ближним. Сначала все эти идеи отождествлялись ими с семейными и сеньориальными отношениями — крестовый поход мыслился как некий род вендетты против неверных, отобравших у Христа его владения и угнетающих его детей. Но по мере того, как крестоносцы осознавали грандиозность мероприятия, в котором участвовали, они постепенно преисполнились уверенностью в том, что крестовый поход — дело Бога и что они осуществляют его интенции. В какой-то степени народное благочестие даже опережало официальную. Церковь. Позднейшие историки — Гвиберт Ножанский, Роберт Реймсский, Бодри Дольский — в своих трудах рассказали о чудесном проявлении божественной власти в войне, которую вели за христианских братьев и возвращение Иерусалима крестоносцы — народ Бога. Необычные события были вписаны в контекст истории Спасения, а крестовый поход стал актом Провидения. Церковные писатели создали весьма тонкую интерпретацию тех форм народного благочестия, которые породил Первый крестовый поход, и свели в единую систему различные элементы, которые присутствовали уже в проповеди Урбана II — идеи священной войны и паломничества, соединенные с монашескими ценностями рыцарские идеалы, идеи мученичества и покаяния. Так постепенно кристаллизовалась идеология крестовых походов. Согласно этой системе взглядов, крестоносцы являются воинами Христовыми, которые реализуют интенции Бога и освобождают Иерусалим, крестовый поход есть правое дело, в защите которого проявляется любовь к Богу, и участие в нем рассматривается как заслуга, а образ жизни крестоносца сродни монашеской жизни.

Так или иначе военно-религиозная экспедиция 1096–1099 гг. станет для средневекового общества тем образцом, в сравнении с которым будут интерпретироваться последующие крестоносные экспедиции. О Первом крестовом походе будут слагать песни, прославлять подвиги его участников, и память об этих уникальных в глазах средневековых мирян событиях будет яркой и долговечной. С судьбой Иерусалимского королевства и вассальных государств (графства Триполитанского, княжества Антиохии и графства Эдессы), созданных в результате Первого крестового похода, связано дальнейшее крестоносное движение.