– Принеси мне ее обратно.

– Не нужно этого делать. Ты снова будешь вспоминать о нем. Не надо, послушайся мать.

– Ты убила ее?

– Кого, кошку? Да ты с ума сошла, Надя! Что за мысли?!

– Обыкновенные мысли. Где Сима?

– Говорю же – отдала. Соседке.

– Какой еще соседке?

– Ты ее не знаешь… – смутилась мама. – Когда-то давно мы жили в одном доме… Это одна моя старая знакомая. Я даже не знаю, где она живет!

– Значит, вернуть Симу ты не сможешь, так?

– Да, скорее всего, не смогу. Но почему тебя так взволновала судьба кошки, которая будет напоминать тебе…

– Все, хватит… Я поняла. Ты всегда будешь вмешиваться в мою жизнь и решать, что мне нужно, а что нет!

– Но я была уверена, что поступила правильно…

Надя понимала, что с ней что-то происходит и что она не должна так кричать на мать, делавшую все, чтобы только облегчить ее страдания, но какие-то грубые слова, упреки так и слетали с ее воспаленных губ…

Она нашла в себе силы выйти из дома, доехать до магазина и купить отрез трехцветного – белое с рыжим и темным – густого плюша, вернуться и раскроить круглую наволочку, которая напоминала бы ей о кошке Симе. Остальное дошила мама. Получилась оригинальная мягкая подушка, которую Надя сразу же утащила к себе в комнату и, забравшись в постель, положила себе под голову.

Ей трудно было объяснить даже самой себе, зачем ей подушка, напоминавшая о Симе, которая, в свою очередь, напоминала бы ей о Егоре – а его, по логике вещей (и подчиняясь инстинкту самосохранения), Наде следовало забыть. Возможно, эта подушка заменила ей и Егора, и кошку – близких существ, с которыми прежде ей было так приятно и уютно спать. Подушку можно было обнять, можно было в нее поплакать, ее можно было согреть своим теплом…

Она вернулась на работу, но никакого интереса к жизни не почувствовала. Ей были отвратительны все ее коллеги по службе, она испытывала отвращение к стенам офиса, где ей приходилось проводить большую часть своего времени. Ей даже кофе в офисе казался горьким, словно отравленным. Все изменилось в ее восприятии жизни, и не было ничего, что хоть как-то разбавило бы ее одиночество и добавило в черно-серые тона обыденности теплые, жизнеутверждающие краски. Ее не радовали даже деньги, хотя раньше ей хотелось иметь много денег, чтобы с их помощью отправиться куда-нибудь в теплые края, подальше от холодного Уренгоя, подальше от этой стужи…

Теперь, при виде пачек денег, проходивших по долгу службы через ее руки, у нее появилась навязчивая идея сделать так, чтобы и все остальные вокруг нее тоже испытали некий дискомфорт, чтобы они тоже почувствовали, что значит отсутствие радости в жизни. А поскольку радость многих людей была напрямую связана все же с деньгами и с их количеством, то Наде захотелось сделать так, чтобы в один прекрасный день никто из сотрудников организации, где она работала, не получил причитающихся им денег. Чтобы они утром подошли к кассе – получить долгожданные денежки, – а окошечко кассы так и не открылось бы…

Она уже видела растерянные лица сослуживцев, а потом – и перепуганные физиономии охранников их офиса… Сейф пуст!!! Вот это событие! И пусть пропадут не такие уж и большие деньги – несколько десятков тысяч долларов, – все равно, это ощутимо ударит по карманам многих.

Надя все спланировала с особой тщательностью. Купила заранее билет на поезд, следующий в Москву; вечером, приняв у инкассатора деньги, сложила их в сейф, чтобы утром раздать работникам, и, дождавшись, когда все уйдут, выпила чаю вдвоем с уборщицей; открыла сейф, спокойно забрала все восемьдесят тысяч долларов, сложила их в большую спортивную сумку и, никем не замеченная, покинула офис. Дошла пешком до автобусной остановки и не спеша добралась до дома. Поужинала с матерью и уже перед самым сном объявила ей, что она не может больше оставаться в этом городе, где ей все напоминает о Егоре, что ей просто необходимо сменить обстановку, а потому она завтра утром уезжает в Москву. Мать внутренне была готова к тому, что Надя придумает что-то такое, что поможет ей выкарабкаться из поглотившей ее меланхолии, а потому совершенно не удивилась принятому дочерью решению.

– Хорошо, поезжай. Только не исчезай из поля зрения, звони…

Мать принесла две тысячи долларов, что были в доме.

– Вот. Пока – это. Конечно, это не деньги, но я могу сходить в банк и принести тебе еще. Вот только думаю, что лучше я буду тебе их в Москву сама высылать. А то украдут еще в поезде… Ты же поедешь на поезде? На самолете дорого, а ты вроде никуда не торопишься… Прокатишься в спокойной обстановке, у тебя появится время все обдумать…

Надя хотела полететь на самолете, но она боялась, что ее багаж станут осматривать. А этого допустить она не могла, поэтому предпочла поехать на поезде, а по пути сменить еще пару составов. В тот поезд, на который у нее был куплен билет, она не села. Дождалась следующего, договорилась с проводницей, сказала, что ей надо проехать всего несколько станций…

Представляя себе во временнóм режиме весь ход событий у нее на работе, связанный с кражей денег, она могла приблизительно предположить, когда ее хватятся. А потому так все рассчитала, что поезд тронулся за два часа до того момента, когда ее стали бы искать. И это при том, что уборщица вспомнит, кто оставался в офисе последним и пил с ней чай… При другом раскладе ее вообще могли бы начать искать лишь через сутки, а то и больше. Понятное дело, что, вычислив Надю (сопоставив кражу денег с ее исчезновением), они непременно придут к матери. Вот мать жалко… Ей изрядно потреплют нервы. Но, с другой стороны, мать ни при чем, она не может отвечать за поступки своей воровки-дочери! Ее допросят, а потом оставят в покое. На телефон поставят прослушку, чтобы в случае, если дочь позвонит, вычислить, где она находится. Но звонить в ближайшие месяцы Надя никому не собирается. Она затеряется в Москве, как песчинка, она начнет новую жизнь и, быть может, выйдет замуж, изменит фамилию… Да, конечно, она воровка, она украла большую сумму денег, но зато благодаря этому она останется жива, она выживет, несмотря на обрушившиеся на нее черноту и беспросветность. Без денег далеко не уедешь, да и работу сейчас найти трудно…

К тому же она чувствовала, что ей нужна встряска, сильная эмоциональная встряска, которая поможет преодолеть внутренний кризис.

Вот так и случилось, что она оказалась в поезде, в теплом уютном купе в обнимку со своей «кошкой», набитой деньгами. Она положила ее под голову. На вопрос соседки по купе (они ехали вдвоем), куда она направляется, Надя честно ответила – в Москву. А потом, утомленная переживаниями и ощущая сильную физическую слабость, уснула…

В поезде из Сургута в Уренгой я старалась представить себе атмосферу того дня, когда в поезде совершилось убийство. Вероятно, все так вот и происходило – за окном плыла заснеженная тайга, в купе позвякивали чашки с чаем, пахло лимоном. Соседка по купе, Екатерина Андреевна, пыталась, наверное, угостить Надю своими припасами, а Надя отказывалась. Она нервничала, у нее пропал аппетит. И все потому, что она везла с собой крупную сумму денег. Вопрос: где она эти деньги взяла? Одолжила? Сняла со своего счета в банке? Украла? Скорее всего, украла. Иначе положила бы их на свою банковскую карту, а не прятала купюры в дурацкую подушку, рискуя потерять ее или оказаться обворованной.