— И ты помог засадить в тюрьму всю банду?

— Это заняло целый год, но мы действительно всех накрыли.

— Вот как! И скоро ты опять возвратишься к своей работе?

— Да. — Он действительно собирался возвращаться. Не мог дождаться этого момента.

— Это опасная… — тихо произнесла она, переводя взгляд с его лица на раненый бок, — опасная вещь эта твоя работа.

Внезапно Зак почувствовал, что ему совсем не хочется говорить о своем возвращении. И так же внезапно мысль о том, чтобы пережить все это еще раз, потерять еще год жизни, может, два, наполнила его какой-то необъяснимой, острой тоской.

Что, конечно, было чистейшей бессмыслицей.

На самом деле он очень любил Лос-Анджелес. Любил свою работу. Но ему не нравилось, как эта работа его использует, требуя всю его жизнь, без остатка, сводя на нет его личное существование.

Должен, непременно должен существовать какой-то иной, лучший способ совмещать жизнь и работу! Но какой именно — Зак не мог сообразить.

Говорить обо всем этом было бы тяжело, просто невыносимо.

— Разве нет? — настаивала она, ожидая ответа. — Ведь там опасно?

— Я осторожный, — вымолвил он наконец.

Ханна нетерпеливо хмыкнула.

— Чем может помочь осторожность в схватке с вооруженным бандитом?

— Так ты обо мне беспокоишься? — несколько удивленно спросил он.

— Я беспокоюсь обо всех, обо всем. О нашем приблудном коте, о том, что постояльцам не хватит полотенец, о том, что…

— И обо мне тоже?

Она помолчала, задумавшись, потом улыбнулась.

— Да. Кажется, я ничего не могу с этим поделать. Со своим беспокойством. Сначала Алекс начинает тревожиться, а потом это передается другим.

— Я люблю свою работу, Ханна.

— Я знаю.

Молодой человек решительно мотнул головой.

— Это бессмысленный разговор. Я хочу поговорить о другом.

— О другом?

— Да.

Лицо у нее стало внимательным и напряженным.

— Ханна, нам надо кое-что обсудить. Прошлую ночь. — В действительности Заку очень не хотелось этого делать. — Я не могу думать ни о чем другом, пока мы это не обсудим, — признался он.

На лице ее отразилось какое-то новое выражение.

— Правда?

— А ты считаешь, я могу просто взять и забыть?

Прежде чем она успела ответить, входная дверь магазина открылась. Вернулась Кэрри и остановилась на пороге, выжидающе наклонив голову.

— Перерыв закончился. Ваше время истекло.

Ханна сдула упавшую на глаза прядь волос и послала Заку быстрый досадливый взгляд.

— В моей жизни очень жесткий хронометраж, как ты можешь заметить.

Прядь шелковистых волос опять соскользнула ей на лицо, и он совершенно автоматически аккуратно отвел ее назад.

Девушка замерла на месте.

— Нам действительно надо поговорить, — тихо сказал он.

Она судорожно закусила нижнюю губу, но заставила себя приветливо кивнуть.

— Мне потребуется еще несколько часов. Нужно разобраться с запасами товара. А потом… потом некоторое время я буду свободна.

Уходи, не втягивайся в это дело, твердил Заку внутренний голос. Но, не слушая этих предостережений, он нежно провел пальцем возле ее уха, наслаждаясь пронзившим ее трепетом.

— Ты такая мягкая на ощупь. — Большим пальцем он обвел вокруг ее щеки и подбородка, и у девушки вырвался тихий вздох.

Этот вздох отозвался в душе Зака сладким трепетом, но одновременно почему-то наполнил душу тревогой. Зак отдернул руку.

Ханна улыбнулась ему, немного неуверенно, и, повинуясь неодолимому импульсу, он опять подался к ней ближе, собираясь всего лишь легонько коснуться губами щеки на прощанье. Но вышло так, что Ханна в это время тоже чуть подалась вперед, подняв к нему лицо.

И губы их встретились.

Поцелуй получился быстрым, теплым и невинным.

Зак не понимал, что все это значит, да и Ханна, судя по ее взгляду застигнутой врасплох, понимала не больше его. Это был такой поцелуй, который ему будет нелегко забыть.

Да и ей, пожалуй, тоже.

Жизнь в гостинице била ключом, поэтому Ханна сумела выкроить себе небольшой перерыв лишь через несколько часов. В обычный день Ханна была бы рада обслужить людей, дружески поболтать с ними, переброситься шутливыми репликами, но сегодня по окончании работы ее ожидало нечто особое, выходящее за рамки служебных обязанностей: сегодня ее ждал Зак.

Необычайность и фантастичность предстоящего так подействовали на Ханну, что она от волнения слопала две большие порции мороженого.

Ей пришлось напомнить себе: что бы ни предстояло, для Зака это была всего лишь романтическая интерлюдия, приятное разнообразие в его трудной и опасной жизни и так или иначе, но к этой жизни и к этой службе он все равно вернется.

В разгар этих размышлений, словно магически вызванный ими, за окнами магазина показался Зак. В руках у него была доска для серфинга. Он направлялся к пляжу.

Ханна не удержалась и с самозабвенным любопытством уткнулась носом в стекло.

Подойдя к воде, Зак сорвал с себя рубашку, потом джинсы и остался в коротких спортивных трусах, которые облегали тело как перчатка. Потом прошел несколько шагов вброд, положил доску на воду, и теперь стало заметно, что он инстинктивно оберегает правую сторону тела.

— На кого это ты любуешься?

Ханна от неожиданности стукнулась носом о стекло.

— Ни на кого. Абсолютно ни на кого, — ответила она, оборачиваясь с как можно более небрежным видом. Позади нее стояла Тэра.

— Угу. — Тэра взяла со стойки вазочку и положила себе изрядную порцию сливочной помадки. — Оттого-то ты и покраснела, — заметила она, щедро накладывая сверху горку взбитых сливок.

Ханна мысленно прокляла свою светлую кожу.

— Я всегда краснею.

— Это хорошо. — На мгновение Тэра смолкла, потому что, проглотив первую ложку, не смогла удержаться от блаженного стона. — Это хорошо, а не то, как бы мы с Алекс узнавали, что с тобой происходит?

— Я и так рассказываю все, что со мной происходит.

— Только внешние события, но отнюдь не самое главное. Не то, что по-настоящему интересно.

— Например?

— Например, почему ты наблюдаешь, как Зак занимается серфингом, а притворяешься, что тебя он не интересует.

— Ах, это…

— Не имеет ли это отношения к одному любопытному звонку, который я только что получила от Майкла?