Отец Ефрем имел довольно слабое здоровье и, чтобы нести свои духовные труды, должен был заботиться о необходимом питании. К тому же, он уже был научен из собственного опыта: одно время, хорошенько не подумав и не обсудив это со своим старцем, он стал несколько воздерживаться от пищи и заболел. После этого он с юмором говорил отцу Никифору: "Отче, дай мне немножко сыра, и я сотворю тебе сильную молитву". А тот отвечал: "Глупый, ведь в книгах пишут: "… пост, бдение, молитва…", а ты: "еда и молитва". Что из тебя получится?!" Однако же по-отечески он давал ему все, в чем тот нуждался.

Отец Ефрем вспоминал, как он молился, когда работал на послушании вместе с отцом Никифором: "В молодости сила молитвы была великой", чего в последующие годы, как смиренно считал отец Ефрем, уже не было. А раньше, памятование о Боге наполняло его душу огнем. Он рассказывал: "Чтобы изготовлять печати для просфор (это было нашим рукоделием), надо было распиливать толстые стволы серебристого тополя, которые приносили из леса; нужным образом их закрепляли и вместе с отцом Никифором большой ручной пилой, один — с одной стороны, другой — с другой, распиливали потихоньку на части. Помню, — продолжал отец Ефрем, и лицо его начинало светиться, — как-то раз я работал со своим Старцем. Душа моя, исполненная духовного трепета, взывала: "Иди в келлию! Христос там. Он тебя ожидает". Я весь воспламенился от этих радостных мыслей. Другой раз тоже, обтачивая за станком, работающим от ножного привода, я, обливаясь потом, дерзновенно молился: "Ангелы, Архангелы, расступитесь, я хочу увидеть Господа моего!""

В начале 60-х годов отцу Никифору было уже около семидесяти, столько же и отцу Прокопию. Отец Ефрем приближался к своим пятидесяти. Тридцать лет он провел в послушании и непрестанном служении своему Старцу. Он начал уставать телесно, и ему захотелось дать немного облегчения себе. Так, например, они купили бензиновую печку для церкви, ибо отец Ефрем уже не мог одновременно служить и следить за печкой с дровами. Все предшествующие годы он ведром доставал из цистерны воду, где она собиралась после дождя. Наконец, его брат прислал ему ручной насос, что освободило его от нагибаний и вытаскивания ведра с помощью веревки.

Самым тяжелым было отсутствие воды на кухне. Необходимо было ежедневно таскать ее из цистерны. Еда, печати для просфор, мытье посуды, стирка одежды — все с приносимой водой. И он решил сделать небольшую цементную цистерну за кухней, на скалах, пониже черепицы, чтобы дождевая вода стекала с крыши в цистерну. Чтобы вода по трубе шла в кухню, цистерна должна была находиться достаточно высоко. Немного динамита, и место бы нашлось. Могла бы получиться десятикубометровая цистерна — лучше не придумаешь! Однако отец Никифор воспротивился. Деньги были, но даже одна только мысль о каком-либо новшестве уже утомляла Старца. Когда отец Ефрем начал убеждать его, тот как отрезал:

— Дай мне сначала умереть, а потом делай, что хочешь.

— Ну и умирай, а я отпою тебя, на то я и священник, — резко ответил, потеряв контроль над собой, обиженный отец Ефрем.

"Хм, что теперь подумает Старец? После своих слов я сразу почувствовал, что Бог покинул меня. Что же мне теперь делать?" Отец Ефрем глубоко раскаялся и со слезами просил у Старца прощения: "Прости, отче".

Теперь он понял, что имеет дело с немощным старцем и решил взять его лаской. "Отче, — начал он мягко, — если ты умрешь, я так опечалюсь, что не захочу уже ничего. А если мы сейчас сделаем цистерну, то буду говорить: "Вот, Старец мой сделал эту цистерну, и мне теперь легко". И буду молиться от всего сердца: "Боже, упокой моего Старца, спаси его, Господи!" И не замедлил растопить отеческое сердце отца Никифора: "Ну ладно, бери деньги и делай что надумал"". Так, несмотря на тысячу разных мелких препятствий на пути неопытного в этих делах отца Ефрема, появилась эта первая, его собственными руками построенная, цистерна. Вода пришла на кухню. Старенький отец Прокопий мочил свои ручки в воде и радостно повторял: "Родник, родник!" Он тоже не поддерживал отца Ефрема, хотя и не мешал ему. Привыкший к многолетним неудобствам, он считал роскошью даже малейшее бытовое улучшение.

"Что есть старец, только диавол знает, — повторял нам отец Ефрем. — Потому что сила диавола через старца упраздняется. Берешь благословение старца, и нет для тебя преград. Исповедуешь помысел, и очищается душа. Как-то раз перешел я в другую комнату, ушел из соседней со Старцем, где мог хорошо его слышать и не упускать из внимания. Но меня последнее время, когда я спал, беспокоило шлепанье его тяжелых башмаков. Перешел подальше, где было тихо. Вот как вы меня, а я вас, — услышал: "Бессовестный, бессердечный! Бросил своего Старца. Если что случится и он будет нуждаться в тебе — кто его услышит?" И я сразу же вернулся обратно в свою комнату".

С отцом Прокопием

Отец Прокопий был второй по старшинству в братстве после отца Никифора. Он имел благословение Божие умереть, находясь в послушании, в котором и провел всю свою жизнь. В миру его звали Панайотис Бакос. Он был рабочий-железнодорожник в Фивах. Пришел в Катунаки чуть позднее отца Никифора. Послушание его своему старцу, отцу Ефрему Старшему было совершенным, и труды огромны. Он продолжал до конца идти этим спасительным путем послушания, несмотря на свою старость.

С нашим отцом Ефремом его связывала не только большая любовь, но и общее занятие рукоделием, ведение домашнего хозяйства, служение в церкви, исполнение монашеского правила. Уставший за день, он часто дремал на всенощной, а о. Ефрем будил его, подвигая к бодрствованию. Отец Ефрем с уважением называл его "авва" и духовно поддерживал его в трудностях, которые возникали в связи с властным характером и требованиями отца Никифора. Отец Ефрем почитал его и восхищался порядком в жизни и в трудах, присущим отцу Прокопию. Он, ходивший часто по послушанию в Лавру (4 часа пешего пути), таскал на себе двойные грузы из Карули и после стольких лет пользования башмаками сумел сохранить их как новые. Они оказались в столь хорошем состоянии, что после его смерти отец Ефрем подарил их на помин души отца Прокопия.

И в приготовлении пищи он был настолько искусен, что когда нужно было пойти послужить у соседей, он ставил кастрюлю на металлический треножник, клал снизу необходимое количество дров, разжигал огонь и уходил. К возвращению дрова выгорали, а их уже ждала великолепно приготовленная горячая