Он забыл бросить эту горсть земли, и та вошла в его сердце, оставшись там навсегда. Наверно это была первая тяжесть, вошедшая в его сердце. С годами она стала накапливаться.

Кто знает, сколько лет или месяцев нужно человеку, чтобы не вздохнуть уже было от тяжести такой. Когда внутри не остаётся места не тронутого горем. Тогда сам человек становится болью, общей, человеческой. Будет жить он, роняя святую тяжесть в близкие души знакомых и просто встречных…

Йонас ехал к себе домой. Было грустно. Пришло время, и теперь он может думать и делать то, что хочет. Может рассказать, что такое служба отечеству. Как её понимают сидящие в окопах и стоящие у руля. Раньше казалось, что стоит выйти на пенсию, и он на каждом перекрёстке будет клеймить позором зажравшихся чиновников и самодуров-генералов. Будет показывать на них пальцем, и уничтожать выявленными ранее фактами коррупции и мздоимства. Обратиться во все газеты, чтобы осуществить публичную казнь сволочам, мешающим народу жить и воспитывать своих детей. Люди, услышав скрываемое ранее, поднимутся на баррикады и перевешают на площади всех подонков. После чего заживут справедливой долгой жизнью.

Вот и перекрёсток вроде подходящий центральный, и народу много. Но почему-то глядя на людей, пропадают нужные слова. Забываются призывы. Только жалость к ним накрывает теплой волной и заливает всё вокруг. Будто нет ни у кого глаз. Мутные взгляды опущены вниз. Словно слепые котята тыкаются друг в друга. В движениях покорность и безысходность. В словах — невозможность что-либо изменить. Отсутствие всякого желания — лишь бы не было хуже. Если люди заглядывая в лужу, не могут разглядеть отражаемых в ней звёзд. О чём они могут мечтать?

Нужно ли было Йонасу готовить себя к этому дню двадцать лет. Для того, чтобы никому ничего не сказать? Стоит ли тогда вообще об этом думать?

Старенький дизель «патрола» ровно урчал под капотом, периодически прерывая раздумья Йонаса и заставлял переключать его внимание на дорогу. Как много за рулём появилось женщин. Почему? Наверно мужчины просто устали от безысходности. От вечной борьбы за жизнь, за чье-то счастье. С радостью готовы отдать когда-то взятую на себя ответственность. Что будет дальше? Матриархат?

Приятно видеть хорошенькое личико в салоне красивого автомобиля. Хотя, иногда очень смешило, когда малюсенькая креолка выглядывает в лобовое стекло громадного чёрного джипа, пытаясь увидеть, где заканчивается капот её авто. Складывалось впечатление, что, её головка, с прилизанными волосами привязана к рулю.

Йонасу нравилось наблюдать, как женщины вылезают из своих автомашин. Большинство покидает свою машину с таким видом, будто показывает всем вокруг как она её «отымела», и что будет с каждым, до чьего рычага передач она дотянется.

Некоторые, покидают свой транспорт, словно, извиняясь. Как правило, их машины недорогие, неновые. Возможно, их стесняют именно эти обстоятельства. Поэтому сексуальность отношений более приближается к материнской. Определить, что впереди тебя едет женщина очень просто. Как только ты начинаешь материться по поводу непредсказуемости поведения впереди едущей машины, то знай — за рулём «она». Конечно, бывают исключения из правил, но чаще приходится ругаться.

Йонас смотрел на встречные машины, их водителей. Лобовое окно, как некая рамка, обрамляющая вход во внутренний мир салона автомобиля полный интимных подробностей частной жизни владельца. Это как маленькая кладовая, где человек хранит свои секреты, иногда не предполагая об этом. В салоне автомашины Йонаса не было ничего лишнего. Никаких наклеек. Никаких прибамбасов и наворотов. Всё самое необходимое. Автомобиль не роскошь, а средство передвижения — вспомнил Йонас классическую фразу.

Неожиданно он увидел бегущего к машине мужчину в форме и полосатым жезлом в руке. Попасть на заметку Йонасу было сейчас особенно незачем и он, остановив нисан, сразу попытался оправдаться:

— Стараюсь правила не нарушать, что-то случилось?

Успокаивая после бега дыхание, сотрудник представился, а затем попросил предъявить документы.

— Вы пересекли сплошную, — уже более твёрдо произнёс он.

— Какую сплошную? — искренне недоумевал Йонас.

— Вот тот грузовик с аварийным сигналом вы объехали, пересекая сплошную!

— А как же я его должен был объехать, другой же дороги нет. А он растопырился на всю полосу. Да там и нет никакой сплошной.

— Как это нет? Вы полосу разделяющую дорогу видели?

— Видел, но она же чёрная.

— Вот это она и есть! — страж дорог обрадовался внимательности водителя.

— Кто она? В правилах записана жёлтая или белая. А это чёрная.

— Не видишь что ли, дорогу недавно отремонтировали. Пока подготавливают к покраске — она чёрная. А потом покрасят, и будет белая.

— Ну, пока то не белая…

— Когда ты придёшь доказывать свою невиновность в суд, она снова уже почернеет — ехидно улыбнулся сотрудник, — давайте документы.

— Ну, ты даёшь! — искренне возмутился Йонас, вытаскивая пенсионное удостоверение.

— О блин, да ты из наших, пенсионер! — разочарованно произнёс парень, — что сразу-то не сказал. Пудришь мне здесь мозги. Тратишь моё время. Плати штраф!

— Издеваешься, командир? С пенсионера штраф?

— Ладно, давай десять рублей, а то день не заладится. Ты у меня первый сегодня!

Йонас отдал десятку и пошёл к машине.

— Обошлось, — подумал он про себя. На душе было смешно и грустно.

Каждый ли человек задумывается о судьбе своей страны, спрашивал себя Йонас. Наверно только тот, кто связывает себя с ней. Кто никогда не уедет искать счастья на стороне потому, что знает — там его нет. Не отдаст своих детей в обученье заморским учителям, а будет создавать условия для их обучения здесь. И только здесь на Родине даже малюсенькая победа — это всеобщий восторг, вознаграждающий тебя за вынесенные мучения. Как победа над самим собой в момент обретения нового сознания. Когда понимаешь, что ты сделал шаг вперёд, тем самым, подарив добро своим родным близким и просто знакомым. Только увидев радостный блеск глаз окружающих тебя людей, можно ощутить настоящее счастье. Разве можно построить счастье для одного человека?

Ровно тарахтя «патрол» неторопливо продолжал ехать по пригородной дороге. Йонас знал, что сосед Семёныч следит, чтобы в его доме было всегда тепло. Час езды от города и никакой суеты, никакого шума. Только чистый воздух, небольшая речушка с крутыми берегами да случайно забредшие грибники. Всё это ему досталось в наследство от службы. На полученное при увольнении в запас пособие он купил этот дом в деревне. Денег получал мало, поэтому не скопил. Детей почти не видел. Но не был на службу в обиде. Уйти не мог. Это была война, в которую он ввязался много лет назад. И тогда он ещё надеялся, что выйдет из неё победителем.