хибаре. После серфинга плавать неинтересно. Купим себе легкие гнутые доски, которые тебя слушаются и не бьют по ногам, и овладеем этим искусством в совершенстве.

<…>

Белчер в очередной раз вышел из себя. Жалуется, что африканские персики никуда не годятся. Страдает от септической лихорадки, доктор велит ему лежать, а он — ни в какую, нет, говорит, времени, каждая минута на счету. Бейтс забыл купить ему карболку, и у него распухла нога; мучается весь день. Еда в гостинице — не приведи господь, доктор велел ему пить за ужином не больше одной порции виски с содовой. Вчера вечером Бейтсу туго пришлось — Белчер спустил на него собак. Бедняга Бейтс, перед отъездом из Англии (которую он покидал впервые) его убедили, что ему грозит смертельная опасность, и живым он не вернется. Он так напугался, что в тот же день застраховал свою жизнь. Как мы только над ним не потешались! Вчера послали ему фотографию гадюки и предупреждение от «Общества защиты путешественников», после чего Бейтс часами изучал телефонную книгу и никак не мог взять в толк, почему в ней нет адреса этого общества.

<…>

Развлекаюсь. Ходила на прием во дворец архиепископа (и выглядела, если верить светской хронике, очень недурно). Была на открытии сессии Парламента, в гостях у герцога Коннаутского, на завтраке в Доме правительства. Белчер и Арчи обхаживали принцессу и изо всех сил поднимали ей настроение. Белчер (в сотый раз!) рассказал ей, как охотился на львов. Оказалось, что принцесса и Арчи — родственные души: и он, и она терпеть не могут рано вставать и не в состоянии запомнить, как кого зовут, в связи с чем Арчи со смехом заметил: «При том, сколько у вас светских обязательств, ваше высочество, это серьезное упущение». Кейптаунский музей выше всяких похвал. Какие там наскальные рисунки! Какая коллекция черепов, о которых директор музея может говорить часами! Огромное впечатление!

Вчера вечером.

Грандиозный скандал. Правительство выдало нам три железнодорожных билета в салон-вагоне, но Родезия заартачилась и отказалась пускать наш вагон бесплатно, потребовав с нас фартинг за милю (что обошлось бы нам в 140 фунтов), и вся наша затея пошла прахом. Ультиматум доставили вчера поздно вечером, Белчер пришел в неописуемую ярость и, во всеуслышание заявив, что на железной дороге творится черт знает что, принялся диктовать Бейтсу грозные телеграммы. Не успевал Бейтс вернуться с почты, куда каждый час ездил на такси, как у Белчера возникали новые идеи, одна другой хлеще, и телеграммы посылались вновь. Арчи в поте лица уже в десятый раз меняет наш маршрут, и теперь мы во вторник отплываем на «Британце» в Дурбан, а оттуда — в Трансвааль.

Днем позже.

Родезия сдалась! Куда и когда ехать, выбираем сами! Белчер их додавил. В очередной раз меняем маршрут: сначала Дурбан, потом Родезия. Успеть бы к 7 апреля на «Эней»!

<…>

В результате Арчи уплыл на «Британце» без меня. Поднялся сильнейший юго-восточный ветер — и я решила не рисковать: поеду с Белчером и Бейтсом на поезде в Преторию.

<…>

Жара стоит неслыханная. Столовая гора раскалилась докрасна, дышешь горячей пылью… Первая ночь в поезде прошла сносно; утром, когда я проснулась, мы были в Кароо. Сплошная пыль, камни, крошечные кусты и низкие холмы. Вид диковатый и какой-то необитаемый; есть во всём этом, однако, что-то привлекательное. С каждой минутой становилось всё жарче и жарче, в поезде — как в печке. Мы с Белчером целый день играли в пикет и пили лимонный сок стакан за стаканом.

<…>

Покидая Кейптаун, Белчер пребывал в превосходном настроении, но в Блумфонтейне генерал Хертцог наотрез отказался с ним встретиться, и настроение у Белчера испортилось. А тут еще переводной вексель пришел не по-английски, а по-голландски, и несчастный Бейтс чуть было не поплатился за это жизнью. В припадке ярости Белчер заявил своему секретарю, что тот уволен и может возвращаться в Саутгемптон завтра же, первым пароходом. Пока же «верховный главнокомандующий» отправил Бейтса «с глаз долой» к нам с Арчи в Йоханнесбург и в Родезию и объявил, что сам он в Родезию не едет ни под каким видом («Что я там потерял!») и возвращается на «Британце» в Кейптаун, откуда отплывает в Австралию на «Софокле», если успеет. Мы с Арчи боимся, что не успеет, и тогда нам придется плыть вместе с ним на «Энее».

<…>

В Гермистоне нам вручили телеграмму от торгового уполномоченного, где говорилось, что в Йоханнесбурге неспокойно, и он встретит нас на вокзале и отправит в Преторию, где всё готово к нашему приезду. Сегодня, сказал он, все гостиницы в городе закрыты — бастуют официанты, коридорные и прислуга. В городе нет ни мяса, ни хлеба, булочники тоже не работают, бастующие останавливают такси и высаживают водителей. На улицах взрываются ручные гранаты… Сегодня в Йоханнесбурге ввели комендантский час, закрыты все бары. Нет ничего глупее, чем в возникших обстоятельствах вести переговоры о выставке Содружества, которая состоится не раньше, чем через два года. Как бы то ни было, во вторник мы едем в Родезию и должны постараться сделать всё, что в наших силах. Говорят, что поезда будут ходить — в Претории пока тихо.

<…>

Едем с Арчи из Родезии через Бечуаналенд, на всех станциях туземцы торгуют циновками, бусами, плетеными корзинами и маленькими резными фигурками животных. Купила Розалинде с десяток этих зверушек: антилоп, жирафов, бегемотов, зебр. Часа в три утра при подъезде к Булавайо к нам в купе вошел с иголочки одетый молодой человек, типичный герой музыкальной комедии про Дикий Запад, и поинтересовался у Арчи, куда мы направляемся. Проигнорировав слова Арчи, который в полусне пробормотал: «Чай, но без сахара, пожалуйста», ковбой уже громче повторил свой вопрос, дав мужу понять, что он не проводник и не официант, а офицер пограничной службы. На что Арчи — он и не думал просыпаться — ответил: «В Австралию — потом, сейчас — в Солсбери».

<…>

Мы в отеле «Водопад Виктория»! Как же не хочется уезжать! И не только из-за водопада, хотя он великолепен и огромен: никогда не думала, что тянется он на милю с четвертью. Уезжать не хочется из-за всего вместе взятого. Ни одной дороги, только тропинки, вокруг первобытные леса, нет им конца, они сливаются с голубыми небесами, тонут в них. Превосходный отель: длинный, низкий, белый, номера — чище не бывает, вокруг — проволочные заграждения; отель «упакован» со всех сторон, точно кусок свежего мяса, тщательно завернутого от малярийных комаров. Но и здесь от Белчера нет спасу: прислал телеграмму, чтобы мы срочно возвращались в Кейптаун через Йоханнесбург. Требует «довести до ума» программу и немедленно ему телеграфировать. Значит, он, слава богу, всё же успел на «Софокл».

9 апреля.

Отплыли на «Энее» из Кейптауна. В Аделаиде «громовержца» (как я прозвала Белчера) не было,