– Всегда и всех любить, всегда и всех любить, всегда и всех… – шептала она.

Потом она просила: показывай еще, Господи, показывай, какая я. Показывай, чтобы знала, как жить. А еще позже голосила: ой, не показывай, Боженька, что будет, ой, не показывай, а то страшно, страшно смотреть, ой, как страшно.

А потом молилась пресвятым угодникам, каялась и просила заступиться.

После трипа Майя перешла на think positive. В жизни ничего страшного произойти не может, потому что это просто реалистичный сон, bad trip космического сознания, ее отпустит, и она раскинется на всю вселенную. Ом, ом, ом.

Она нашла работу. Ей предложили быть ведущей на телевидении.

Под осень Майю стало закрывать. Дожди, депрессии, голый город. На ее заявление об увольнении редактор предложила повышение. Майя согласилась и вскоре стала знаменитостью. Ее зарплата выросла. Ее накрыло сильнее, и она ночью сбежала из Луганска в Киев, чтобы больше не возвращаться.

Она взяла кредит, открыла бюро психодизайна. Расширила штат, открыла йога-студию и попала в струю.

Ей делали комплименты. На нее засматривались на улице.

Когда ей стукнуло двадцать восемь, Майя решила, что она лесбиянка, и имела один лесбийский опыт.

Ей продолжали давать двадцать. Майя сменила деловой гардероб на потертые джинсы и маечки, обувала кеды за семьсот баксов и ходила на концерты легенд эйсид-хауса.

Иногда она курила марихуану, чтобы как следует подрочить. Иногда заказывала саль-вию-«двадцатку».

Ей захотелось уехать из Киева. Думала переехать во Львов. Когда она слушала «Пиккардийскую терцию», на глаза наворачивались слезы.

Когда она собралась продавать бизнес и уезжать во Львов, ей пришел заказ на оформление чилаута в небольшой, но состоятельной студии звукозаписи. Майя решила, что это будет ее последний заказ в Киеве, и поехала на объект изучать ситуацию.

На студии она заметила франта с изрытым оспинами лицом. «Нет ничего хуже, чем влюбиться в человека с такой кожей», – подумала она.

На следующий день она искала случая встретиться с ним. Под вечер он сам зашел в чилаут выпить кофе. Они разговорились.

Франт оказался композитором и музыкантом, временно работал на студии звукорежиссером. Его звали Яков, Яков Горах-Евлампия. Он был из Львова.

Он спросил, чем она занималась до этой работы.

– Вела прогноз погоды, – ответила Майя.

Франт сел за рояль и наиграл мелодию, от которой у нее сжалось горло.

– Узнаешь? – спросил он.

Она кивнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться:

– Мелодия из прогноза погоды после новостей… Музыка из моего детства.

– Мари Лафоре. «Манчестер и Ливерпуль».

Майя вспоминала слова песни, но все, что ей удалось восстановить, это припев: «Je t'aime, je t'aime…»

Дома Майя скачала песню Мари Лафоре и целый вечер слушала ее, заливаясь плачем.

На третий вечер они занимались любовью на ярком диване, который она придумала для чилаута, пока не перевернули его. Потом они переместились на рояль, и Майя молотила кулаками по клавишам, по белым и по черным, не в силах сдержаться, да и не желая сдерживаться.

Диван, который теперь лежал перевернутый среди рабочей пленки и ведер с краской, она придумала сама. Она сделала его похожим на тот, что был в клубе в Луганске, но это уже не имело значения.

9

Он был первым мужчиной с безупречным чувством вкуса, но больше всего их роднила гордыня.

Когда он сказал, что переезжает из Киева во Львов, Майя начала собирать вещи, чтобы поехать вместе с ним. Она не сомневалась, потому что знала, что так нужно, и все, что должно произойти, произойдет – хочет она этого или нет.

10

В семь утра Ира будет нарезать хлеб на гренки с сыром, а в четыре Иван будет есть обед.

Ом.

11

Приехав в дом Якова, Майя немедленно начала переставлять мебель и делать редизайн пространства. О своих тяжких думах она Якову ничего не говорила, потому что и сама плохо понимала их причину: может, из-за того, что к ним должны были приехать две ученицы Якова, или из-за того, что к Матвею, с той поры, как он попытался овладеть ею в раздевалке йога-студии, ощущала стойкую неприязнь.

Наконец, когда под вечер из школы пришел Иван, младший брат Якова (Майя как раз переставляла что-то в комнате), она увидела, где пронесется бледный конь апокалипсиса, и с необычным для себя смирением приняла этот факт.

На шаги Ивана она вышла в коридор. Ему было всего четырнадцать. Иван взглянул на Майю и споткнулся взглядом. Ее груди обтягивал спортивный топик, сквозь его эластичную материю проступали соски. Майя поправила плечико на топе и сдула с лица челку.

– Как школа? Поможешь? Меня зовут Майя. Я решила у вас тут все переставить.

1

Уважаемый композитор!

Я, Казантоулос Йоланта Попандополовна, уроженка Греции, гражданка Украины, хочу узнать в самое ближайшее время, что Вы думаете о моем творческом дебюте.

К критике я отношусь спокойно, поскольку считаю, что меня нет, а этого мира на самом деле не существует. Это, однако, не мешает мне стремиться петь на сцене, поэтому пишите все как есть.

Неистово Ваша,

Йоланта

Уважаемая Йоланта Попандополовна!

Все есть, как есть. Начну с этого.

По поводу диска: это ужасно. Этой музыкой можно разгонять демонстрации. Поэтому или найди хорошего политтехнолога и иди в политику, или найди хорошего композитора, если иллюзорность мира для тебя не служит достаточным мотивом прекратить петь раз и навсегда.

Затем рекомендую: пройти курс классического вокала – раз, и два – задуматься о самоидентификации.

С уважением,

Яков

Уважаемый господин композитор!

Обрадована, что Вы ответили.

Я согласна с тем, что оценка таланта всегда относительна. Ведь палка кажется короче, только когда ее сравниваешь с более длинной, и не раньше, – говорю Вам как женщина с опытом. И этот факт никакая самоидентификация не одолеет. Также считаю, что уже нашла хорошего композитора. Я спрошу у него, не возьмется ли он изучить меня на предмет вокальных данных. Кажется, он – тот человек, что ловит большую рыбу.

Рабыня Вашего таланта,

Йоланта