litbaza книги онлайнРазная литератураВо имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое - Сэм Кин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 102
Перейти на страницу:
ней развивалась коммерческая деятельность, в том числе и работорговля. Таким образом, научные исследования не только находились в зависимости от колониального рабства, но и открывали для него новые рынки.

Некоторые европейские натуралисты на американском континенте тоже добывали экспонаты с помощью рабов, особенно в опасных и труднодоступных местах. Они заставляли рабов карабкаться на деревья или нырять в холодные водоемы. Рабы пробирались в колючие заросли или на смертельно скользкие склоны. Удивительно, но некоторые коллекционеры даже платили рабам за помощь – полкроны (18 нынешних долларов) за каждую дюжину насекомых и двенадцать пенсов (7 долларов) за каждую дюжину растений, если те оказывались в целости и сохранности. В основном коллекционеры жульничали, и подавляющее большинство африканцев, добывавших для них образцы флоры и фауны, не получали ни денег, ни благодарности. Редчайшие случаи памяти об этих людях сохранились в названиях растений: например, майо горького, названного в честь седовласого раба с Ямайки, который лечил его корой тропическую фрамбезию – заболевание кожи, сходное с сифилисом.

Самым известным африканским натуралистом был Квасси – lockoman (колдун), – который жил в Суринаме в 1700-е годы. Квасси был рабом, тем не менее нередко выступал на стороне белых европейцев, подставляя африканцев, и по сей день считается весьма неоднозначной личностью. Как заметил один европейский наблюдатель, Квасси изготавливал амулеты «из камешков, морских ракушек, клочков волос, рыбьих костей, перьев и пр., соединенных на хлопковой нитке, чтобы носить на шее». Затем Квасси продавал эти амулеты рабам, боровшимся за свободу, уверяя людей, что магия, заключенная в них, сделает их неуязвимыми в битве. Этого, конечно, не происходило, но прибыльный бизнес Квасси продолжался. Сохранилась устная история о том, как «колдун» отправил группу беглых рабов в джунгли, а затем выдал их расположение белым солдатам. За подобные деяния Квасси была обещана свобода, а также дорогие европейские побрякушки, в том числе нагрудная пластина с надписью «Квасси, верный белым». В отместку несколько беглых рабов устроили на него засаду, поймали и отрубили правое ухо.

Раб по имени Дэвид вынужден залезть на дерево и снять шкуру с удава для своего хозяина Джона Стедмана. Как ни странно, это рисунок поэта Уильяма Блейка.

При всей своей неоднозначности Квасси считался гением ботаники. Особенно он прославился изготовлением порошка из кореньев, который помогал при болях в желудке и лихорадке. Многие белые европейцы предпочитали лечиться у него, нежели у своих врачей[12]. Это знак большого доверия. На протяжении тридцати лет Квасси хранил в тайне, что за коренья он использует, и лишь потом сводил в лес одного из учеников Линнея и показал ему кустарник с ярко-красными цветами. Ученик привез растение Линнею, который дал ему название Quassia amara (Квассия горькая). Редчайший пример названия вида в честь раба.

Вероятно, совсем не случайно Квасси, столь верный белым, благодаря европейским ученым обрел бессмертие, в то время как множество других талантливых людей затерялось в истории. Однако следует помнить, что за каждым растением или насекомым, получившим европейское название, наверняка стоят один, два, а то и дюжина безымянных помощников.

В отличие от Квасси, Смитмен не был ботаником. Он занимался жуками, и попытки разобраться в незнакомой флоре Сьерра-Леоне приводили его в отчаяние. Однако в начале 1773 года он получил письмо, из которого с огромной радостью узнал, что к нему на Банановые острова направляется еще один ученик Линнея, ботаник Андреас Берлин. Еще один ученый джентльмен не только освободит его от ботаники, но и составит компанию, о которой так мечтал Смитмен.

Берлин, несмотря на свои двадцать семь лет, уже имел впечатляющий послужной список, в том числе участие в одной из знаменитых научных экспедиций под руководством капитана Джеймса Кука. Уже в своем первом выходе на природу со Смитменом в апреле 1773 года Берлин за пятнадцать минут обнаружил три растения, неизвестных европейской науке. Добыча доставила ему огромное удовольствие. «Я словно слепец, который внезапно обретает зрение, – изливал он свои чувства в письме, – и впервые видит солнце. Он падает навзничь в изумлении…» Однако при всем своем таланте Берлин имел один серьезный порок: тягу к спиртному. Каждый час, который не уделялся ботанике, уделялся пьянству, что приводило Смитмена в ярость, тем более с учетом того, что и другой его помощник был алкоголиком. «Иметь двух помощников и ни одного из них трезвым, – жаловался он, – это весьма прискорбно».

Помощники из местных тоже доводили Смитмена до истерики. В основном это были жители поселения, которые посмеивались у него за спиной над его привычкой собирать презренных букашек. Но посмеивались до тех пор, пока Смитмен не объявил, что готов платить за собранные экземпляры. После этого «помощь» хлынула таким потоком, что он не знал, куда от нее деться. «Мужчины, женщины, дети приходили толпой, рассматривали, задавали вопросы и несли на продажу все – каждое растение с цветком, всех самых обычных насекомых, вплоть до тараканов и пауков, которых полно в каждом доме». Постепенно он стал отказываться от «помощников», что вызвало, разумеется, замешательство и недовольство. Некоторые в отместку даже стали воровать нужные экземпляры у него из-под носа и вынуждали платить дважды.

В полном расстройстве, особенно из-за Берлина, Смитмен спускал пар одним из немногих доступных ему способов – общением с работорговцами.

Надо признать, Смитмен никогда не испытывал теплых чувств по отношению к публике из низов общества, которая составляла экипажи невольничьих судов, к грубиянам и сквернословам, которые, как он однажды презрительно заметил, размешивают свой чай «ржавым грязным жирным ножом» и едят такое прогорклое масло, что годится лишь для смазывания колес телеги». Но с торговцами и капитанами кораблей – аристократами рабовладельческого общества Сьерра-Леоне – Смитмен вполне ладил.

На самом деле эти «джентльмены» по своей жестокости ничем не отличались от пиратов. Хуже того, именно они действительно наживались на рабстве. Но у них был некоторый лоск, и Смитмен начал заглядывать в их «загородное поместье» на острове Банс поиграть в вист или бэкгаммон. Еще он играл в гольф на кочковатом поле с двумя лунками. (Смитмен называл эту игру «гофф», и она немного отличалась от современного гольфа. Мяч был размером с теннисный, а лунки, как он говорил, «размером с тулью мужской шляпы».) Равнодушно подбирая слова, Смитмен характеризует гольф как «весьма приятное занятие для теплого климата, поскольку здесь нет никакого насилия, кроме единственного удара» в свинге. Настоящее насилие творилось всего в четверти мили от этого места, на дальнем краю острова, в загонах, где пороли и заковывали в кандалы рабов. В мае 1773 года

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 102
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?