У Банни подкашиваются колени, он запрокидывает голову и смотрит на потолок. В верхнем его углу висит продырявленный комок серой грязи, размером и формой напоминающий человеческое сердце. Спустя некоторое время Банни понимает, что перед ним осиное гнездо, которое, кстати сказать, полно ос и враждебно жужжит, занятое своим делом. Осы к чему-то готовятся, думает Банни. Он вспоминает горящую Западную пристань, и перед его глазами проносится несколько апокалиптических, пугающих образов: падающие с неба самолеты; корова, рожающая змею; красный снег; накатывающие лавиной орудия пыток; вагина с намертво зашитым железными скрепками отверстием; фаллос в форме ядерного гриба — Банни трясет головой, изучает в зеркале свои зубы и думает: “Черт, это еще все откуда?” Он поправляет начес на лбу, размещая его строго по центру, щелчком отправляет окурок в осиное гнездо и в сопровождении фонтана искр выходит из туалета. Пересекая зеленую и усыпанную одуванчиками лужайку, он видит Банни-младшего, сидящего на ступеньках церкви. Мальчик снял пиджак и накинул его себе на голову.

— Это ты там, Кролик? — спрашивает Банни, тем временем поглядывая по сторонам.

— Да, — безрадостным голосом отвечает Баннимладший.

— Почему ты не в церкви? — спрашивает Банни.

— Все давным-давно ушли. Уехали на кладбище. Что ты там делал?

Банни смотрит на часы и, борясь с шумом в голове от хлынувшей туда крови, пытается понять, сколько же времени он провел в туалете.

— Отправлял естественные потребности, — отвечает он сыну. — Ладно. Пошли.

— Что? — переспрашивает мальчик.

— Если ты снимешь с головы этот чертов пиджак, будешь прекрасно меня слышать, — говорит Банни. — У меня такое чувство, будто я разговариваю с грибом. Банни-младший выбирается из-под пиджака и, прищурившись, смотрит на отца. Глаза у него еще краснее прежнего, и веки полностью заросли розовой коркой.

— Глазам от солнца больно, пап.

— Ладно, пройдет, пошли. Забирайся в машину, мы опаздываем, — говорит Банни, уже шагая по лужайке в сторону “пунто”. Банни-младший идет за отцом. Они забираются в сияющежелтую машину, украшенную крапинками птичьего помета, Банни заводит двигатель и выруливает на дорогу, полную машин, — многие уже возвращаются с работы.

— Вот жара-то, черт бы ее, — говорит Банни, и отец с сыном опускают боковые стекла. Банни включает радио, и из колонок раздается суперавторитетный женский голос.

— Класс, — говорит он.

— Что? — спрашивает мальчик.

— “Женский час”.

— Женский час? — переспрашивает Банни-младший.

— Это образовательная программа, — говорит Банни и делает погромче. Мальчик подставляет лицо под потоки воздуха, врывающиеся в окно.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — говорит он и закрывает глаза.

— Да все будет в порядке, Кролик, — отвечает ему отец, и Банни-младшему сразу становится легче, потому что всем известно, что, когда все не в порядке, самое плохое — это не знать, будет ли в конечном итоге все в порядке. Он продолжает держать глаза закрытыми и слушает радио. Какая-то женщина говорит о том, что реклама ведет к сексуализации или к чему-то такому среди детей. Она рассказывает о куклах Барби и, в частности, о новой кукле под названием Братц, которая выглядит так, как будто только что позанималась сексом, или приняла мощную дозу наркотиков, или что-то вроде этого. Когда женщина говорит: “У наших детей крадут детство”, Банни-младший слышит, как отец несколько раз повторяет эту фразу, будто хочет надолго сохранить ее в памяти. Тут машина замедляет ход и с визгом останавливается.

— Приехали, — объявляет Банни. — Ты там не уснул? Банни-младший слышит дрожь раздражения в голосе отца, но причина этого раздражения не Кролик, а, наверное, весь мир.

Мальчик открывает глаза, слегка раздвигает губы в робкой улыбке, они оба выбираются из “пунто” и идут по гравийной дорожке к небольшой группе людей, собравшихся там, где отныне навсегда останется его мама. Банни и Банни-младший подходят ближе и, бормоча извинения, пробираются к могиле.

Банни-младший перепрыгивает с ноги на ногу и пытается слушать священника, но ему почти ничего не слышно, и вообще очень трудно сосредоточиться, потому что две повздорившие чайки в агонии не то брачного танца, не то еще чего-то такого очень его отвлекают. Банни-младший терпеть не может чаек. Всегда терпеть не мог и никогда не изменит своего отношения к ним. Он опустил голову, но краем глаза все равно видит, как чайки перемещаются все ближе, и ему кажется, что это небезопасно. Он буквально на днях читал в “Argus”, как чайка напала на пожилого пенсионера в Хове. У старика из-за этого случился сердечный приступ, и он умер, и, если бы его жена не прогнала чайку, та наверняка выклевала бы несчастному глаза и, может, внутренности тоже.

Банни-младший замечает, что в глубине толпы стоит Пудель, папин друг с работы. Он притопывает ногой, покачивает бедрами и украдкой затягивается сигаретой, которую прячет в правой ладони. Приглядевшись, Банни-младший видит, что в ушах у Пуделя наушники. Мальчик улыбается Пуделю, и в ответ тот потихоньку показывает ему большой палец. Пудель худющий, он носит обтягивающие вытертые джинсы (даже на кладбище), а на лбу у него желтый залакированный вихор. Торчащая челка делает его похожим на… ну да, на злобного пуделя, и Баннимладший иногда размышляет, что, интересно, появилось первым — имя или прическа. Мальчик видит, как Пудель провожает взглядом чаек, щелчком запускает вверх окурок сигареты и с поразительной точностью попадает одной из птиц в голову. Пудель победно вскидывает в воздух кулак и издает триумфальный возглас, достаточно громкий, чтобы другие люди услышали и обернулись на него посмотреть. Его девушка, у которой к верхней губе прилипло что-то цвета винограда, толкает Пуделя локтем в ребра. Пудель опускает голову в молитве. А потом подмигивает Банни-младшему, закатывает глаза и улыбается, отчего становится точь-в-точь похож на ухмыляющуюся собаку. Банни-младший считает, что из всех друзей отца Пудель — самый лучший. Вне конкуренции.

Чайка тем временем устрашающе кричит, подхватывает окурок клювом и улетает. Банни-младший подозревает, что примерно такой же случай привел к пожару на Западной пристани: человек бросил непогашенную сигарету, чайка подхватила ее, думая, что это еда, понесла на Западную пристань и кинула в гнездо своим птенцам. Гнездо, построенное на крыше старого, заброшенного концертного зала, загорелось, огонь перебросился на пристань, и пристань сгорела. Банни-младший любит Западную пристань, потому что мама водила его туда на экскурсию с настоящим гидом, когда ему исполнилось восемь лет, а после пристани они дошли пешком до “Marrocco’s” за мороженым. Банни-младший любит Западный пирс и терпеть не может чаек. Он думает, что они злобные гады. Во всемирно известном музее естественной истории на Дайк-роуд есть несколько чучел чаек, и Банни-младший где-то читал, что чайки на южном побережье Англии отличаются необыкновенно большим размером — это вообще чуть ли не самые крупные чайки в мире. А еще они одни из самых агрессивных. Кроме того, Банни-младший знает, что когда чайки гадят, они целятся в людей! Это доказанный факт. А еще они метят в яркие, отражающие свет цвета вроде желтого, вот почему “пунто” всегда такой грязный. Его отец ненавидит чаек почти так же сильно, как Баннимладший. Чайки — здоровенные злобные твари. Это доказанный факт.