Пашка Ваську ненавидел.

За что? До сих пор не ясно, но ведь в универе не упускал случая в дерьмо носом ткнуть.

– Слышь, – рядом присел Толик, который и в прежние-то студенческие времена чувством такта не отличался. – Закурить есть?

– Не курю.

Сигарета – лишь предлог, и Толик уходить не спешит. Садится, вытягивает ноги, устраивается в кресле, делая вид, что именно это кресло просто-таки для Толика создано.

Попросить, чтобы ушел?

– А ты изменился, – Толик первым начал разговор и в молчании выдержал минуты две. – Поднялся крепко…

– Много работал, – нейтрально ответил Стас.

Подмывало сбежать, к примеру, в конец автобуса, где устроились «лишние» девицы.

– Ха, – сказал Толик, вытаскивая из кармана джинсовки жевательную резинку. – Будешь? Страсть до чего курить охота, а сигареты закончились. Прикинь, думал, есть еще, а пачка пустая.

От жевательной резинки Стас отказался.

И Толика разглядывал, уже не скрывая интереса. Постарел. Все постарели, но Толик как-то особенно сильно. Быть может, дело в том, что он, Толик, и раньше выглядел старше своих лет? Он будто бы родился серьезным, хмурым мужиком. Улыбался редко. А когда улыбался, улыбка его выглядела искусственной и натужной…

Единственный сын. Состоятельные родители, которые Машку приняли если не с восторгом, то без всякого возмущения. Квартира подарком на свадьбу и машина, пусть и не новая, но вполне приличная иномарка. Перспективы…

…В Васькином досье значилось, что машину Толик разбил в первый же год. А там и вторую. Пить начал, хотя он и прежде был неравнодушен к бутылке, но после универа и свадьбы – запоями.

Лечился.

Кодировался.

Кодировка держалась от силы полгода, потом следовал новый срыв…

Впрочем, это не помешало Машке заиметь двоих детей. Родители Толика терпеливо оплачивали все счета. Последовал развод, квартира и дети остались Машке. Толик вернулся к родителям, чтобы в очередной раз лечь в восстановительную клинику. Выписался месяц тому…

– Работал, значит. Все работают, – брезгливо заметил Толик, расковыривая фантик от жевательной резинки. – Только почему-то одни в начальники выбиваются, а другие до самого гроба на чужого дядю горбатятся!

– Чего ты хочешь?

– Слушай, есть такая вот тема… Однозначно с прибылью будешь! Сто штук вложишь, а через месяц – уже двести! А через два – триста…

…О его мечте быстро разбогатеть тоже в досье писали.

– Учишь тебя, Толик, учишь, а все без толку, – Артемка остановился в проходе. – Вот хоть ты ему, Стас, скажи, что не бывает такого, чтоб человек ничего не делал, а сразу в дамки попал.

Толик насупился и жевательную резинку в карман спрятал.

– Это все ты… – буркнул он.

– Что я? – удивился Артемка, и удивление это было притворным. Он определенно знал, о чем говорил Толик. – Разве я тебя заставлял? Нет, дорогой, ты сам меня нашел. И слезно просил деньги взять. А я, если помнишь, тебя отговаривал. Исключительно по старой памяти… по дружбе, можно сказать.

– Он меня кинул! – пожаловался Толик.

– Я? Ты сам себя кинул! И теперь новых приключений ищешь.

Вину Артемка не признает.

Он никогда-то не признавал за собой вину, даже когда ловили с поличным. Умел вывернуться. Обаятельный… Первый красавец на курсе, за душу которого Маргоша с Никой дрались… На первом курсе дрались, тогда же переспали и поняли, что за этой самой душой, помимо Артемкиного обаяния, ничего и нет.

И сам Артемка потом слезно жаловался: мол, стервы какие…

А он тогда стервец.

Женился. Развелся. Ребенок есть, но Артемке он, как и бывшая супруга, неинтересен…

– Не слушай его, Стас, – Артемка пнул Толика, и тот пусть нехотя, но место уступил, отошел, забился в угол и оттуда вперился в Стаса ненавидящим взглядом. Артемка же, устроившись на нагретом месте, ноги тощие вытянул и сказал: – Идиота не переделаешь. А ты, вижу, неплохо в жизни устроился…

– Нормально.

– Ой, не пой мне красивых песен, дорогой. На твое «нормально» наши стервы слюной уже давятся. Кстати, надеюсь, мозгов хватит с ними не связаться? Сожрут же…

Артемка улыбался широко, радостно…

…Зубы сделал. Помнится, на пятом курсе выбили…

…А ведь ту драку Васька и затеял.

…Из-за чего? Из-за Анны, конечно, из-за нее.

Ваське досталось больше. А спустя неделю его избили так, что тоже трех зубов недосчитался. Было понятно, откуда ветер дует, так ведь не докажешь. Васька и не стремился, кровью плевал и все повторял, что рассчитается.

– Кстати, – Артемкина улыбка слегка поблекла. – Как там Васятка поживает? Все еще злится на меня?

– Понятия не имею.

– Стас, ты мне мозги не пудри. Я-то знаю, что вы с Васяткой – два сапога… и ты точно знаешь, чем он дышит. А потому, будь другом, скажи…

– Я вправду не знаю.

– Васька этот вечер встреч затеял?

– Да.

– А ты?..

– А что я? Я просто помогаю.

– Ага… – В руке Артема появилась блестящая монетка, которую он принялся перекидывать с пальца на палец. – Помогаешь, значит…

– Вы на пятом курсе из-за чего подрались? – Не то чтобы это так уж сильно волновало Стаса, но раз уж вспомнилось, то почему и не прояснить ситуацию.

– Мы? Да… я уже не помню.

Соврал. И поднялся, отступил с какой-то несвойственной ему поспешностью, за которой Стасу мерещилось раздражение. Но главное, что место пустым не осталось. Маргоша успела первой, а Ника вынуждена была удовлетвориться соседним креслом, с которого согнала Толика.

Протестовать тот не посмел.

– Здравствуй, дорогой, – от Маргоши пахло дорогими духами, да и сама она выглядела дорого. – Ты не поверишь, до чего я рада этой встрече!

Ложь. Или все-таки правда? Она рада, одинокая женщина слегка за тридцать… Пусть и выглядит она превосходно, но глаза все портят. Холодные. Расчетливые. И слегка утомленные, потому что она устала охотиться. В тридцать это сложнее, чем в восемнадцать.

– Неужели? – Стас подмечает и тени под глазами, и легкую одутловатость щек, и складочки на шее, наметившие второй подбородок. О нет, Маргоша не позволит ему появиться, и пусть до этого дня она избегала пластической хирургии, но если вопрос станет остро, то решится.

Ляжет под нож во сохранение капитала своей красоты.

– Конечно, рада… Как ты мог подумать иначе, – легкое прикосновение к щеке.

– Помнится, мы не очень мирно расстались.