— Стойте-ка, — перебил его полицейский. И крикнул своему коллеге: — Хэнк, тут один малый явно говорит дело.

Через десять минут Джо уже работал вместе с полицейскими и, по сути, руководил всей операцией. Следуя его совету, по радио вызвали ещё два тягача. А пока шофёр первого тягача под руководством Патрони подсоединял цепи к осям автокара. Всё уже приняло совсем другой вид, стало ясно, что «сдюжим», — словечко это всегда было в ходу, когда за дело брался энергичный главный механик «ТВА».

За это время Патрони не раз вспоминал о том, что вынудило его выехать из дома ночью: ведь его уже давно ждали в аэропорту. Он понимал, что быстрее попадёт туда, если поможет ликвидировать пробку на шоссе. Ведь ни его машина, ни остальные не сдвинутся с места, пока злополучный автокар с прицепом не будет убран с середины шоссе. Повернуть назад и попытаться проехать в аэропорт по другой дороге было тоже невозможно, потому что и сзади стояли автомобили: полицейский сказал Патрони, что вереница их тянется на многие мили.

Он вернулся к себе в машину и по радиотелефону, который ему установило и ежемесячно оплачивало руководство аэропорта, позвонил в технический отдел. Он известил, что задерживается в пути, а в ответ ему сообщили о приказании Мела Бейкерсфелда срочно очистить и ввести в строй полосу три-ноль.

Патрони дал по телефону несколько советов, но он и сам понимал, что главное — как можно быстрее прибыть на место происшествия самому.

Он снова вылез из «бьюика» — снег всё продолжал валить. Обойдя заносы, уже образовавшиеся вдоль цепочки машин, он вышел на дорогу и чуть ли не бегом припустился по ней; вскоре он с облегчением увидел, что первый из двух дополнительных тягачей уже прибыл.

Расставшись с Таней, Мел Бейкерсфелд спустился на лифте в подземный гараж. Его радиофицированная служебная машина горчично-жёлтого цвета стояла неподалёку, в специально отведённом для неё боксе.

Мел выехал на поле недалеко от того места, где находились галереи-гармошки для посадки в самолёт. Ветер и снег со страшной силой тотчас обрушились на ветровое стекло его машины. «Дворники» отчаянно метались туда и сюда, но снег сразу же застилал стекло. В неплотно прикрытое окно вдруг ворвался порыв ледяного ветра и швырнул горсть снега в кабину. Мел поспешно поднял стекло. Уж очень резким оказался переход от уютного тепла аэровокзала к этой дикой злой мгле.

Впереди, там, где кончались галереи-гармошки, замаячили самолёты. Здания аэровокзала перекрывали ветер, здесь не так крутила пурга, и Мел увидел сквозь освещённые окна самолётов, что внутри уже сидят пассажиры. Несколько машин были явно готовы к взлёту — пилоты только ждали указания из диспетчерской, чтобы запустить двигатели, но их задерживали, поскольку была блокирована полоса три-ноль. На поле и на взлётно-посадочных полосах виднелись смутные очертания и навигационные огни других самолётов, только что прибывших и ещё не успевших заглушить двигатели. Их держали в так называемой «предвариловке» — в ожидании, пока освободятся места у галерей-гармошек. То же происходило, наверно, и у семи других отсеков аэровокзала.

Приёмник в машине Мела, работавший двухсторонней связью и настроенный сейчас на приём с земли, внезапно ожил.

— Диспетчер — «Истерну» семнадцатому, — раздался голос одного из воздушных диспетчеров, — даю взлёт с полосы два-пять. Настройтесь на частоту взлёта.

Послышался треск.

— Говорит «Истерн» семнадцатый. Вас понял.

И тотчас чей-то раздражённый голос:

— Земля, я «Пан-Америкен» пятьдесят четвёртый, иду по рулёжной дорожке к полосе два-пять. Впереди двухмоторная каракатица — частная «чессна». Жму на тормоза, чтоб не врезаться.

— «Пан-Америкен» пятьдесят четвёртый, стоп! — Короткая пауза, и снова голос диспетчера: — «Чессна семьдесят три», говорит диспетчер. Сверните на первом пересечении направо. Пропустите самолёт компании «Пан-Америкен».

И вдруг приятный женский голос:

— Земля, я «чессна семьдесят три». Я сворачиваю. Можешь лететь, «Пан-Америкен». У-у, медведь!

Смешок. И голос:

— Спасибо, лапочка. Подмажь губки, пока я взлечу.

И грозный голос диспетчера:

— Диспетчер — всем самолётам! Предлагаю использовать радио только в служебных целях.

Диспетчер был раздражён: Мел это почувствовал, несмотря на обычный, профессионально спокойный тон. Да и кого бы не вывела из себя сегодняшняя погода и эта неразбериха в воздухе и на земле? Мел с тревогой вспомнил о своём брате Кейзе, который сидел сейчас в радарной КДП и принимал самолёты с Запада, самого перегруженного направления.

Из диспетчерской шли непрерывные указания самолётам, и радио работало без передышки. Подождав, пока закончится очередной диалог, Мел включил свой микрофон:

— Наземный диспетчер, говорит машина номер один. Нахожусь у выходных ворот шестьдесят пять, следую в направлении полосы три-ноль, к застрявшему самолёту «Аэрео-Мехикан».

Диспетчер дал указания двум только что севшим самолётам, и Мел услышал:

— Диспетчер — машине номер один. Вас понял. Следуйте за ДС-9 «Эйр-Канады», который выруливает за ворота впереди вас. Остановитесь, не доезжая полосы два-один.

Мел подтвердил приём. Он увидел, как самолёт «Эйр-Канады» вырулил за ворота, — его высокий изящный хвост, поставленный под прямым углом к фюзеляжу, плыл в воздухе.

Здесь, недалеко от выходных ворот, Мел ехал осторожно, внимательно следя за тем, чтобы не столкнуться с «вошками», как в аэропорту называли машины, обслуживающие самолёт на земле. Наряду с обычными машинами было тут сегодня и несколько «собирателей вишен» — грузовиков с подъёмными платформами, насаженными на стальной передвигающийся стержень. Стоя на этих платформах, рабочие сметали снег с крыльев самолётов и разбрызгивали гликоль, чтобы воспрепятствовать образованию льда. И люди и машины были все в снегу.

Мел резко затормозил, чтобы не столкнуться с «душистым фургоном», который мчался ему наперерез, спеша избавиться от своего малоприятного груза — четырёхсот галлонов, выкачанных из воздушных туалетов. Содержимое фургона вывалят в измельчитель, находящийся в специальном здании, которое старательно обходят остальные служащие аэропорта, а оттуда перекачают в городскую канализацию. Обычно эта процедура занимает мало времени, за исключением тех случаев, когда пассажиры заявляют о потерях — челюстей, сумочек, кошельков, даже туфель, случайно упавших во время полёта в туалет. А это случается иногда раз, иногда — два раза в день. Тогда всё содержимое туалетов приходится пропускать через сито, а уборщикам остаётся лишь надеяться, что утерянные вещи быстро найдутся.

Но Мел понимал, что даже если не будет такого рода потерь, санитарным командам всё равно предстоит основательно поработать этой ночью. Управляющий по опыту знал, что с ухудшением погоды возрастает потребность в туалетах и на земле и в воздухе. Интересно, подумал Мел, многие ли имеют представление о том, что санинспекторы в аэропорту каждый час получают сообщения о погоде и соответственно распределяют уборщиков и запасы туалетной бумаги.