— Разве обер-ефрейтор ему этого не объяснил?!

— Капитану полевой жандармерии вообще непонятно, как мы здесь оказались. Ведь наш батальон участвует в антипартизанской акции — обер-ефрейтор сам сообщил ему об этом. А еще обер-ефрейтор сказал, что вы…

— Что именно он сказал?

— Мне бы не хотелось повторять его слова. Поедем, господин обер-лейтенант, иначе нас просто-напросто арестуют как дезертиров, — почти взмолился солдат. — Моих товарищей уже задержали, а меня вот послали за вами.

— Решение, конечно, безумное, — проворчал Беркут и бегло, незаметно окинул взглядом пустынный переулок: ни души, моторы работают…

— Поторопитесь, господин обер-лейтенант, — вновь взмолился мотоциклист. — Уверен, что, как только вы появитесь, сразу все прояснится.

— Хорошо, — беззаботно согласился он. — Поехали спасать ваших товарищей.

Не садясь в мотоцикл, водитель начал разворачивать его, но тяжелый удар ребром ладони в висок, а потом и удар ножом в шею прервали его усилия. Вместе с подоспевшим Арзамасцевым Беркут уложил тело мотоциклиста в кузов машины и вновь вернулся к мотоциклу.

— Теперь эскортировать буду я, — сказал он Корбачу, подъехав через несколько минут к грузовику. — Двигайся за мной, попытаемся обойти городок.

— Ох и доиграемся же мы, лейтенант, ох и доиграемся! — нервно пробубнил Кирилл. — Какого черта опять лезем на рожон?

— В машину, — сдержанно осадил его Андрей, уже в который раз пожалев, что вместо этого нервного ефрейтора рядом с ним не оказалось сержанта Крамарчука, Мазовецкого или хотя бы Колара. Господи, сколько же мужественных ребят осталось лежать в доте и возле него, на Змеином плато, на окраине сел и подольских перелесков!

Тело убитого немца они оставили в первом же попавшемся овраге, но бросать мотоцикл Беркут не захотел. Загрузив в коляску трофеи — автомат, магазины с патронами и подсумок с гранатами, они осторожно выбрались на едва накатанную у опушки леса дорогу, несколько часов колесили по ней, объезжая небольшие села, и лишь на рассвете, наткнувшись на заброшенный полусожженный лесной хуторок, замаскировали машину в ельнике и решили несколько часов отдохнуть.

Это был прямо-таки райский уголок. Три холма, между которыми расположилась усадьба, придавали этой местности какую-то особенную красоту и даже таинственность; кроны величественных сосен, обступавших дом, создавали удивительный узорчатый шатер, укрывавший людей и постройки от дождя и жгучих лучей солнца; а каменистый склон ручья, протекавшего по глубокому руслу и полукругом охватывавшего эту равнину, вполне мог бы стать основанием для крепостной стены — с башнями и переходными мостиками.

— Ты бы смог остаться здесь, а, лейтенант? — поднялась к нему на вершину холма Анна. — Я имею в виду — навсегда. Остался бы?

— Только для того, чтобы всю жизнь любоваться окрестными пейзажами?

— А я ожидала, что ты скажешь: «Если с тобой, Анна, то, конечно же, остался бы!…» — Сейчас она выглядела уставшей: круги под глазами, посеревшие щеки, запыленные взлохмаченные волосы. Короткая спортивная куртка ее тоже покрылась пылью, брюки измялись.

Однако девушка не придавала этому никакого значения и старалась казаться значительно бодрее, чем была на самом деле.

— А если бы именно так и сказал, что тогда?

— Не хитри, сначала скажи мне, бедной польке, правду.

— Корбач! — окликнул Беркут бродившего по двору парня, ничего не ответив Анне. — Сними с коляски пулемет и замаскируйся с ним вот здесь, в кустах под сосной. Великолепный обзор. Через час я тебя сменю. Через два часа — в путь.

— Значит, так ничего и не скажешь бедной польке… — разочарованно вздохнула девушка, привалившись спиной к стволу сосны и положив автомат на колени. Причем Беркут заметил, что проделала это девушка так, словно укладывала спать ребенка.

— Извини, не скажу.

— Не можешь простить бедной польке тех двоих немцев-любовников в сарае?

— Хочется верить, что происходило это не по твоей воле.

— Но простить все-таки не можешь…

— Послушай ты, «бедная полька», зачем ты опять заводишь разговор о случае в сарае? — сухо осадил ее Андрей, еще раз оглядывая окрестности в доставшийся ему от обер-лейтенанта бинокль. — Давай раз и навсегда договоримся: твоя интимная жизнь меня не интересует, а того, что происходило в каком-то там заброшенном строении, я попросту не видел. Как-то не довелось. Бывает же такое?

— И того, что происходило через несколько дней на чердаке, — тоже? — коварно ухмыльнулась полька.

— Того — тем более.

— В таком случае мне не пришлось видеть, как после этих ухаживаний за мной ты преподносил «уроки поведения» своему ефрейтору. Может, заключим по этому поводу «вечный мир», а, пан лейтенант-поручик?

— Иди, отдыхай, Анна, тебе это крайне необходимо. И есть у тебя на всю эту роскошь ровно два часа.

— Благодарю за великодушие, но, по-моему, в этом доме частенько ночуют партизаны или какие-то бандиты. Во всяком случае, там полно сена, все разграблено и затоптано. Кажется мне, что и хозяева отсюда не уезжали, а нашли вечный покой где-нибудь поблизости.

— Тебе не дают покоя их привидения? Можешь устроиться на одном из соседних холмов или в кабине.

— Почему не здесь?

— Потому что здесь ты будешь отвлекать часового, — едва заметно улыбнулся Андрей.

Как бы он ни старался урезонить эту девушку, каким бы несвоевременным ни казался ее флирт, все-таки она не могла не нравиться. Даже в этих мешковатых брюках, неуклюжих сапогах и тесноватой мальчишеской спортивной куртке.

— С чего ты взял, что я собираюсь его каким-то образом отвлекать?

— Я пекусь не о нравственности твоей, а о нашей общей безопасности.

— Жаль… — Беркут так и не понял, к чему относилось это ее «жаль», а посему промолчал. — А ведь если бы не было войны, если бы не боязнь того, что завтра сюда нагрянут немцы, я бы, наверное, никуда из этих мест не уезжала. Оставила бы с собой кого-то из вас двоих: тебя или Звездослава, но не ефрейтора, конечно, женила на себе…

— Если бы не война, хозяин этого хутора еще хорошо подумал бы, прежде чем пустить тебя, а вместе с тобой — и нас, на порог. Но есть один человек, который наверняка принял бы твое предложение и не захотел бы уйти отсюда, жаль только, что он остался в Украине. Кстати, тоже поляк.

— Это ты о ком? — недоверчиво уставилась на него Анна.

— О поручике Владиславе Мазовецком, бойце моего отряда. Это он страстно мечтал побывать в своей Польше. Я же попал сюда по воле злого рока. Если только сумеем добраться до тех мест, где мы базировались; если Владислав окажется жив, и если… — Запутавшись в этих почти безнадежных «если», Беркут в конце концов махнул рукой и начал спускаться с холма, но все же на ходу договорил: — Словом, если все это случится, то обязательно познакомлю тебя с ним! Все-таки родная кровь, возможно, вы даже земляки…