Но мой день сделал Андрей, как и подобает друзьям.

– Вот и ты, инвалид! – ворвался он в палату. Он всегда норовил делать резкие телодвижения, шевелиться стремительно и хаотично. – Хуй не отрезали по ошибке?

Надо сказать, что день сегодня выдался грустным – отличники первыми уезжали в отпуск. Завтра начнут отпускать хорошистов, а послезавтра троечников. По всему выходило, что меня в отпуск будут отпускать никогда.

Андрей, не дожидаясь ответа, извлек из пакета коробку конфет.

– Тебе, раненый! Будешь грызть и меня вспоминать.

И это было правдой. Каждый, кому посчастливилось удалять гланды, знает, что несколько дней потом слизистая там, где были миндалины, а теперь дыры, очень чувствительная. Открытая рана, считай. И в то же время, многие в курсе, какие охуенные конфеты – «Родные просторы». Да-да, это такие блядские конусы, обсыпанные вафельной крошкой. Был ли в его действиях умысел, сейчас сказать сложно, но конфеты я в итоге съел, жадное чудовище. Откусывал по кусочку и мусолил во рту. На каждую конфету уходило минут по десять, а коробки хватило бы до самой выписки.

Ближе к обеду я решился. Сюрприз – это не только две полоски.

Весь пролет перед входом в кожвен был заставлен барахлом. Именно так идентифицировал бы груду хлама любой непосвященный. Но я прикоснулся к тайне, и видел, что среди прочего был и шкаф сестры-хозяйки. Тот самый, перекрашенный и рассохшийся. А перед ним в коробке вместе со старой настольной лампой и остатками стула лежал Фекл Феоктистович.

Что-то случилось. Что-то определенно случилось.

Я присел на корточки и поздоровался с ним. Он не ответил. С моей стороны выглядело глупо, но я не мог этого не сделать. С его стороны было невоспитанным, но он, наверное, тоже не мог поступить иначе.

Вышла сестра-хозяйка, придержала дверь, и следом два больных вынесли стол.

– Вон туда! – показала она на единственное свободное место. Увидела меня, узнала. – Пэхэдэ наводим, генеральную уборку. Аскольдович новую мебель пробил, а от этого приказал избавиться.

– И от Фекла? – спросил я.

– В первую очередь, – грустно кивнула она.

Я был уверен, что Аскольдович давно хотел от него избавиться, да не мог найти подходящего повода. Историю наверняка знал, и испытывал ревность, что ли. Хотя что можно не поделить с гипсовым скелетом, для меня оставалось загадкой.

Сестра-хозяйка скрылась за дверью, хотя какая она хозяйка, если не смогла сберечь реликвию? Настроение чуть потускнело, но не до критичной отметки конечно же. Что-то случилось, кольнуло в сознании еще раз. Чуть громче.

Настя появилась через несколько минут. Она обернулась, говорила с кем-то, потому не сразу увидела меня.

Остановилась в нерешительности. Я тоже заробел. Мир сдвинулся с места, сказал бы об этом Роланд Дискейн.

Я очень плохо читал тогда по глазам, разве что жесты чуть-чуть, но она совсем не жестикулировала. Мы стояли и смотрели друг на друга, может минуту, может две. Затем она, явно стесняясь, посмотрела нет ли кого поблизости. Поднесла указательный палец к тубам, сначала своим, а потом моим.

– На этом все.

Хуевое какое-то получалось все. Хуевое и неправильное. Я стоял, все понимая, но не принимая. Какое нахуй все?

Она улыбнулась самыми уголками губ. Чуть-чуть, и теперь ее взгляд стал чуть более читаемым, словно киномонтер догадался включить субтитры. Она смотрела на меня, как на племянника, что ли. Или на очень младшего брата. Но я-то воспринимал ее, как женщину. Мою женщину.

Надо было что-то сказать, пренебрежительно-красноречивое или наоборот обнадеживающе-мягкое, но я не был ни Реттом Батлером, ним мистером Бигом, ни хуй его знает кем.

– Он позвал меня замуж, – добавила она.

Я себе такой роскоши позволить не мог, и мне стало интересно, кто он. Наконец нашел в себе силы улыбнуться. Все так же молча показал глазами на отделение. «Он тут»?

Кивнула в ответ. «Да, пациент».

Фекл Феоктистович наверняка был свидетелем и не таких сцен, а потому не выказывал эмоций. Стало очевидным, что прощального секса не будет, но и уходить сразу не хотелось.

– Ну ладно, мне пора, – пожала плечами она, – анализы забрать надо, пока лаборатория не закрылась.

Я провожал ее взглядом. Очень досадно что-нибудь терять. Грустишь, бывает, даже по забытым в общественном месте перчаткам. От меня же вниз по лестнице уходила женщина, подарившая мне путевку в большой секс. Она никогда больше не будет моей, а я не потыкаюсь больше чем попало в ее богатый внутренний мир.

***

Спать не получалось. Усталый организм хотел отрубиться, но мозг не сдавал позиций. По-разному я представлял неизбежное расставание, но не так. И оказался к нему совсем не готов. Как ебаный пионерский лагерь, который кажется вечным и только в последний вечер смены на тебя накатывает откровение, что все блядь, сказка закончилась.

Я ворочался, слушал храп Гены-дебила, пердел немного сам. Вытащил из коробки конфету и ел ее, не торопясь. Завтра непременно пойду в кожвен, посмотреть на того, кто опередил меня в этом соревновании. Хотя, узнай он, чем мы занимались с Настей в последние месяцы, наверняка думал бы обо мне то же самое. Но он не узнает. Не от меня.

За окном шум. Приближалось покашливание двигателей, скрип ворот, свет фар во внутреннем дворе. Очередной борт, машины привезли раненых. Встал с кровати, напялил больничное тряпье – сон все равно в дефиците.

– Ну пиздец блядь! – расстроилась дежурная сестра. Сострадания в ее голосе я не расслышал. Наверняка хотела поспать, а тут раненые, и полночи коту под хвост.

– Я помогу? – неумышленно подкрался я.

– Ой! – подпрыгнула она. – Ты ебнулся, так пугать?

Я понимал ее раздражительность, потому снисходительно отнесся к жуткому сквернословию из уст служительницы Асклепия, или кому там они поклоняются.

– Нет, – ответил я. И помолчав, добавил. – Залупа.

Я должен был найти с ней общий язык.

Она внимательно осмотрела меня, оценивая, не сбегу ли, если выпустить из отделения и заодно из поля зрения, и вообще, позволит ли мне здоровье что-либо делать.

– Пошли!

Раненых принимали в большом холле на первом этаже. Сидело подобие комиссии – дежурные врачи, их было обычно трое, и медсестры. Обязательно дежурил кто-то из хирургии, реанимации, а третьим, как правило был, дежурный врач всея госпиталя, вне зависимости от знаний, умений и принадлежности к отделению. Его величество график дежурств.

Я был не одинок в своем стремлении помочь – то тут, то там сонные рожи больных – срочники. Ни контрактников, ни прапорщиков, ни офицеров. Подумал, а вот если бы я уже закончил училище и был бы лейтенантом (тогда старшие воинские