— Агентство завтра пришлет новых.

— Ха! Так то завтра! А сегодня сама весь вечер собираешься бегать?

— Ну… да.

— Я наблюдала: хреновая из тебя официантка, — сказала круглолицая. — Едва шевелишь булками. Или поваров заставишь обслуживать столы? Уже почти вечер, скоро народ попрет. Вспомни, сколько их было вчера. Как собираешься справляться?

— Как-нибудь.

— Не тупи! — сказала курносая. — Я точно объедки после пьяниц убирать не буду!

— Я ничего такого…

— А мальчонка подвернулся тебе как нельзя кстати! Уж отнести-принести он сумеет, руки-ноги есть. И мне прикольно понаблюдать будет. Как называется кафе, в котором работает мужчина?

— Как? Такое есть?

— Нет такого! Где еще ты сможешь увидеть, как работает мальчик?

— Где?

— Так в том-то и дело, что нигде!

— Но он мужчина!

— И чо? — сказала девица. — Не, ну, правда, Ряба, чо бы не попробовать? Ты сможешь приступить к работе прямо сейчас, малыш?

— Конечно, — сказал я. — Только объясните, что делать.

— Ну, это само-собой… — сказала та, кого круглолицая назвала Рябой. — А документы у тебя есть, малыш?

— Нет. Остались у жены.

— Плохо. Зовут тебя как?

— Сер… это… Пупсик!

«Как? Ты серьезно?» — спросил Ордош.

«Само вырвалось», — сказал я.

— Тебе подходит, — сказала Ряба. — Мое имя — Рябина. Но можешь называть меня Рябой. Я хозяйка этого кафе. Сегодня утром мне пришлось уволить официанток. И помощь мне сейчас не помешает. Ты действительно хочешь мне сегодня помочь, Пупсик?

— Конечно, Ряба. Я буду стараться.

— Что ж. Давай попробуем. Пошли, покажу, где ты можешь оставить свою сумку.

— Официант Пупсик, — сказал я, выбираясь из-за стола. — Хорошо звучит.

— Да, неплохо. Только не официант, а официантка.

— Почему?

— По правилам нашего языка, слово «официантка» — всегда женского рода. Слова «официант» в нашем языке нет.

— Ясно.

— Так что правильно будет сказать: официантка Пупсик.

Глава 4

Я сообразил, что значит «У Рябины», только вновь прочитав название кафе на белом фартуке, который мне велели надеть. А я-то, вертел головой, рассматривая округу, когда увидел вывеску: разыскивал дерево!

Имена в этом мире, как я заметил, повторяли названия растений: Жасмин, Нарцисс, Рябина (известным мне исключением была лишь моя новая мама — ее имя название животного). Курносая девица с татуировкой змеи на руке, носила имя Ель, хотя представилась, с ухмылкой глядя на меня снизу вверх, как Елка.

Невысокая, но широкоплечая Елка, до темноты бездельничала, занимая один из столов; а когда вечером свободные столы закончились, позевывая, отправилась околачиваться в бильярдную. Ее работа состояла в том, чтобы объяснять представителям местного криминала: данное заведение общепита не бесхозное — «крышуется» бандой Гадюки.

О том, что все предприятия и торговые точки в ремесленных кварталах контролируются криминалитетом, мне в процессе работы поведала Ряба.

— Елка побудет здесь месяца два-три, — сказала Ряба. — А потом все привыкнут к тому, что нас обижать нельзя. И тогда я найму обычную охранницу, чтобы при необходимости успокаивала сумасшедших и пьяных.

Она открыла свое кафе всего месяц назад, вложив немало средств в ремонт этого помещения, где раньше размещалась разорившаяся ремесленная мастерская. И тут же договорилась о защите с бандой гадюк: с некоторыми представителями банды, занимавшими не последнее место в иерархии, она шапочно знакома. Ряба посчитала, что лучше сразу пойти под чью-либо защиту, чем стать предметом спора преступных организаций. Увидеть свое кафе в эпицентре бандитских разборок она не хотела.

«Нужно будет побеседовать с этой Елкой, — сказал Ордош. — Наверняка сможем выведать у нее такое, что точно не найдем в местных библиотеках».

Я ничего не ответил, поскольку сердился на колдуна. Весь вечер он донимал меня едкими комментариями и шуточками. Его забавляло то, что едва я вновь ощутил себя на рабочем месте, как в позвоночник мне словно вогнали стальной прут, выправлявший осанку. Тот исчезал лишь в моменты, когда я, согласно ситуации, привычно отвешивал почтительные поклоны.

Я часто замечал удивление во взгляде следившей за мной Рябы, вынося в зал очередные блюда, и слушал при этом ехидные шуточки колдуна.

А что я мог с собой поделать?! Десять лет Винис муштровал меня, заставляя передвигаться должным образом, выдерживать правильный угол поклонов, соблюдать верное направление взгляда и всегда указывать подбородком на линию горизонта. Сто лет! я неукоснительно следовал этим правилам, с легкостью игнорируя их в часы отдыха.

Но сегодня я работал! А значит, повадки идеального слуги вернулись.

Прием заказов и расчет посетителей взяла на себя хозяйка кафе. На мою же долю выпали функции принеси-подай.

Не представляю, как справилась бы сегодня Ряба без моей помощи. После заката солнца женщины заняли все столы в кафе, и даже все места. Не ожидавшая такого наплыва посетителей Ряба то и дело обводила ошалелым взглядом гудящий десятками голосов зал. Голоса стихали лишь в те мгновения, когда я «проплывал» между столами в желтой рубахе и белом фартуке, доставляя напитки и тарелки с закусками и не забывая отвешивать почтительные поклоны.

Вот, что чувствуют знаменитости, очутившись в заполненном людьми помещении!

Если бы женские взгляды могли царапать, то в этот вечер я истек бы кровью.

«Послушай, Сигей, — сказал мне Ордош. — Ты не боишься, что ближе к ночи толпа пьяных теток нас попросту изнасилует?»

Я усмехнулся, но тут же стер эту кривую ухмылку, сменив ее на приветливую улыбочку: поставил тарелку с невзрачной отбивной перед рыжей розовощекой дамой.

— Приятного аппетита, госпожа.

Получил ответную улыбку. И дама тут же смущенно опустила глаза.

«Нет, не боюсь, — ответил колдуну. — Ты разве не замечаешь?»

«Чего?»

«Как они ведут себя, как смотрят на меня. Они, как дети!»

«В смысле?»

«Нет, ну, правда! — сказал я. — Ты погляди на них».

«И что?»

«Мне кажется, они не представляют, что делать с мужиками».

«Если бы так было, дубина, они давно бы вымерли».

«Не знаю, как происходит оплодотворение женщин в этом мире, — сказал я. — И вижу, что инстинкт размножения у женщин еще есть. Но их разум позабыл о том, как правильно себя вести с мужчиной».

«О чем ты?» — спросил колдун.

«Любуются мной, как ручной обезьянкой. А ведь интерес к себе я чувствую. Но ни одна! Ни одна, даже самая пьяная, не попыталась ухватить меня за зад».

«Не допускаешь мысль, что им твои ягодичные мышцы попросту не нравятся?»

«Это единственный мужской зад на всю округу, — сказал я. — Он вне конкуренции!»

«Быть может, они хорошо воспитаны?»

«Причем здесь воспитание? — удивился я. — Это пьяные женщины! Разве могут они в таком состоянии помнить о каких-то там запретах?!»

«Ну, я не знаю».

«А вот я знаю! Я жил в студенческом общежитии. Подрабатывал