— Успокойся, не было у тебя никаких глюков. Я ведь тоже видела этого мужика в арке. Отсюда напрашивается вывод: либо тот мужик был просто похож на нашего замдиректора, либо это действительно был он, но совсем не мертвый. Мало ли, какие припадки с людьми случаются. Полежал себе человек немножечко на асфальте, потом отряхнулся и поехал домой.

— Глупости! Труп не мог никуда поехать, — отрезала я.

— Тоже мне, докторша нашлась. Ты что, страшных историй не читала о том, как люди, которых дипломированные врачи признали умершими, в морге приходили в себя. Это, как его… сон литургический называется.

— Летаргический, — машинально поправила ее я, подумав о том, что, в общем-то, при нынешней безалаберной медицине от летаргии до поминальной литургии дорожка всего-то в полвершка. Открываешь себе глаза, потягиваешься спросонья, а вокруг темень кромешная и деревянная крышка сверху прочно заколочена. Может, поэтому у нас принято хоронить покойника на третий день? Дают люди новопреставленному последний шанс оклематься. Главное, не злоупотребить терпением родственников, а то могут второпях и на второй день закопать, не разобравшись.

— Чем это вы тут занимаетесь? — В дверном проеме невесть откуда образовался Глеб Николаевич собственной персоной.

Если он и пребывал прошлой ночью в состоянии летаргического сна, то на его здоровье это никак не отразилось. Он выглядел свежим, подтянутым и, по обыкновению, крайне раздраженным.

— Мы ту-у-ут… — затянула было Женька, но он не дал ей договорить.

— Почему не в форме? — Глеб Николаевич уставился на меня испепеляющим взглядом, а я только теперь сообразила, что благополучно пребываю в джинсах и футболке. Вот Женька, не имевшая возможности сменить одежду, не в пример мне, выглядит как порядочный администратор. А в моей голове нет ни одной умной мысли в свое оправдание. К счастью, вместо меня заговорила подруга, справедливо рассудив, что лучший способ защиты — это нападение.

— А почему вы нас не предупредили о том, что у вас умерла некая Юля? — скороговоркой налетела она на замдиректора. — Виданное ли дело, выдавать новым сотрудникам униформу, принадлежавшую покойнице. Маша у нас — человек впечатлительный. И по вашей милости ее всю прошлую ночь кошмары мучили. Даже вы ей мертвым пригрезились.

— Чего-чего? — опешил от такого напора Глеб Николаевич.

— Я говорю, Маша настолько распереживалась по поводу униформы, что вы ей привиделись мертвым в темной арке.

— Где-где я привиделся?!

— Да не важно где! Важно, как ей бедной работать после бессонной ночи? Еще толком и к обязанностям не приступили, а уже такие моральные издержки с трупом. Маш, скажи! — Женька требовательно глянула в мою сторону.

— М-м-мы, — красноречиво поддержала я ее выступление.

— Погодите-погодите, — в голосе Глеба Николаевича почувствовалась некоторая растерянность, — чей труп ты видела? Юли? Ты была с ней знакома?

— Да нет же! — принялась вместо меня объяснять Женька. — Никакой Юли мы знать не знали. Просто вчера выяснилось, что эта самая Юля умерла, а нам в наследство осталась ее униформа. Вот Маша и разнервничалась.

— А при чем здесь труп?

— Ни при чем! — Подруга начала раздражаться от его непонятливости. — Я говорю, у Маши на нервной почве галлюцинации. Ей привиделось, будто вы в темной арке мертвым лежали. Понятно?

— В какой арке? — Здесь уж нам стало понятно, что ему совершенно ничего не понятно. Вечно Женька суется, куда ее не просят, со своими объяснениями. Нет бы просто сказать ему, что униформу я нечаянно утюгом сожгла. Кому, спрашивается, нужна голая правда во всей своей неприглядной красе? Нагишом и женщина-то не всякая хорошо выглядит, а уж нагая правда… Теперь, чего доброго, замдиректора запишет меня в неврастенички. Я сочла необходимым вмешаться:

— Глеб Николаевич, простите, пожалуйста, мой внешний вид. Я правда не могу заставить себя надеть одежду после покойницы. Сейчас быстренько съезжу домой и надену какой-нибудь подходящий костюмчик. Можно?

— А арка? — На физиономии начальника застыло отрешенное выражение.

— Так не было никакой арки, — заверила я, повесив на лицо виноватую улыбку, — и никакого трупа тоже не было. Мне ночью приснился обычный кошмар. До сих пор не могу в себя прийти.

— Ну вы, блин, даете, девки. Ты, — он ткнул пальцем в Женькину сторону, — живо марш в зал. А ты, — Глеб Николаевич развернулся ко мне, — отправляйся домой. Как хочешь разбирайся, но чтоб завтра я тебя в таком прикиде не видел.

Изобразив раскаяние, я прошмыгнула к выходу, попутно соображая, означает ли это, что сегодня на работе можно больше не появляться.

* * *

Покинув ресторан, я забрала машину со стоянки и направилась в Центральный дом тканей, где мне удалось подобрать ткань, отдаленно напоминающую ту, из которой пошита униформа. Купила сразу лишние метры и на Женькину долю. Потом поехала к портнихе. За утроенную плату договорилась с ней, что завтра в одиннадцать я заберу готовый костюм.

Дома меня поджидал надрывающийся телефон.

— Где она? — буркнул вместо «здрасьте» Гришаня. Однако в сравнении с утренним звонком в его голосе было уже куда меньше боевого запала.

— На работе.

— Почему мобильный не берет?

— Не знаю. Но раз уж ты выставил ее из дому, какое это имеет значение? Кстати, она собирается жить у меня, пока ты не засыпешь ее белой сиренью, как на вашем первом свидании.

— Твою мать… — скорее не выругался, а пожаловался он в поисках сочувствия.

— Сам виноват.

— Знаю. Но у меня тут мелкие неприятности. Я утром нечаянно вспылил. И еще Женька куда-то все документы засунула, а мне срочно нужен паспорт. Позвони ей, а то она, наверное, на мой номер откликаться не желает.

— А зачем это тебе паспорт понадобился? — подозрительно поинтересовалась я, вспомнив, что документы требуют в ЗАГСе при подаче заявления на развод.

Любой другой мужик на месте Гришани после такого вопроса немедленно бы разложил по понятиям, что он ни перед кем не обязан держать отчет о своих намерениях. Тем более не должен отчитываться перед лучшей подругой своей жены. Любой другой, но только не Гришаня. Не зря я убеждена, что Женьке сказочно повезло в личной жизни. Таких покладистых мужиков, по моему мнению, нужно вообще заносить в Красную книгу и бережно охранять, как исчезающий вид.

Вот и сейчас Гришаня, вместо того чтобы послать меня куда подальше, спокойно пояснил:

— Я малого обещал к родителям на месяц-другой привезти, а билеты на самолет без паспорта не продадут.

Повод серьезный, и, пожалуй, авиаперелет в Вологду особого урона Женькиному семейному благополучию не нанесет. Но я решила это самое семейное благополучие немного подстраховать.

— Я постараюсь узнать, где лежит твой паспорт, а ты немедленно займешься проблемой с белой сиренью. Может, удастся ее как-нибудь заказать в Голландии?