руками, но плечи оказались слишком широки – я словно пытался обнять гараж.

– Куда это годится! – сказал он. – Обними по-настоящему!

Я затоптался на цыпочках, стискивая его изо всех сил.

– Крепче! – сказал он.

Но крепче я уже не мог. Я ненавидел себя за слабость. Если я не обниму отца как следует, если не удержу его в объятиях, он больше никогда не вернется.

После недолгого разговора с моей мамой, которая периодически бросала на меня встревоженные взгляды, отец сказал, что собирается повезти меня в город познакомить с семьей. По дороге он развлекал меня, пародируя разные акценты. Как оказалось, Голос был не единственным его голосом. Кроме стэндапа, сказал отец, он занимался еще «имитацией» – это слово было для меня чарующе новым. Он показал, что это значит: говорил то как фашистский генерал, то как французский шеф-повар. Потом как мафиози и британский дворецкий. Перескакивая с одного голоса на другой, он напоминал мне радио, на котором быстро вращаешь рукоятку: этот трюк меня всегда нервировал и смешил одновременно.

– Итак, – сказал он, прикуривая сигарету, – нравится тебе жить у деда?

– Да, – ответил я. – То есть нет.

– И то, и другое?

– Ага.

– Твой дед – классный мужик. Живет, как сам хочет. Мне в нем это всегда нравилось.

Я не нашелся, что ему ответить.

– Так что тебе не нравится в жизни у деда? – спросил отец.

– Мама все время грустная.

– А что нравится?

– Близость с мамой.

Отец резко развернулся ко мне, затянулся сигареткой и пристально вгляделся в глаза.

– Мама сказала, ты часто слушаешь своего старика по радио.

– Да.

– И что думаешь?

– Ты смешной.

– Хочешь стать диск-жокеем, когда вырастешь?

– Я буду адвокатом.

– Адвокатом? С чего бы? Почему?

Я не стал отвечать. Он выпустил на лобовое стекло облако дыма, и мы оба смотрели, как дым вскарабкался вверх и завернулся назад, словно гребень волны.

В тот день я плохо запомнил отцовское лицо. Я слишком нервничал, чтобы глядеть на него дольше, чем по секунде зараз, и был слишком зачарован его голосом. А еще я пытался сосредоточиться на речи, которую собирался произнести. Если я найду верные слова, если правильно их произнесу, то вернусь к маме с кучей денег, и мы сможем сбежать из дедова дома, а ей больше не придется петь от злости и тыкать в свой калькулятор. Я повторил про себя заготовленную тираду, сделал глубокий вдох и выпрямил спину. Ощущение было такое, словно собираешься прыгнуть с трамплина в городском бассейне. Я зажмурил глаза. Один. Два. Три.

Я не смог. Не захотел говорить то, что могло заставить Голос снова исчезнуть. Вместо этого я уставился в окно на трущобы, и винные магазины, и вороха бумаг, летавшие вдоль обочины дороги. Наверное, мы уже очень далеко от Манхассета, думал я, лениво гадая, что буду делать, если отец продолжит ехать и ехать и никогда не вернет меня назад. К моему стыду, такой сценарий вызывал у меня дрожь предвкушения.

Мы подъехали к какому-то кирпичному дому, пропахшему тушеными томатами и жареными колбасками. Меня усадили в кухне в уголок, где я только и мог, что наблюдать за перемещениями упитанных женских спин. Пятеро женщин, включая одну, которую звали тетушка Толстушка, толклись у плиты, готовя обед. Заглотав несколько тарелок запеченных баклажанов, приготовленных Толстушкой, отец повел меня в соседнюю квартиру, познакомить со «своей бандой». Снова меня усадили в угол и сказали развлекаться. Но вместо этого я наблюдал, как отец и еще три парочки расселись вокруг стола и стали играть в карты и пить. Вскоре они уже снимали с себя одежду.

– Да ты блефуешь! – воскликнул один из них.

– Уж конечно! Хорошо еще, на мне сегодня чистое белье.

– Хорошо, что на мне вообще есть белье, – отозвался отец под очередной взрыв смеха.

Отец сидел в трусах и одном черном носке. Потом проиграл носок тоже. Вгляделся в свои карты, изогнул бровь, и вся компания опять расхохоталась над его притворной паникой перед перспективой лишиться последнего предмета одежды.

– Джонни, – обратился кто-то к нему, – что у тебя?

– Что за вопрос – я же голый! Сам видишь, что у меня!

– У Джонни ничего нет.

– Вот черт, я не хочу смотреть на его причиндалы.

– Это точно! Поддерживаю! Джонни выбывает.

– Подождите! – воскликнул отец. – Мальчишка! Я ставлю мальчишку!

Он позвал меня, и я поднялся со стула.

– Взгляните на этого юного джентльмена. Думаю, вы предпочтете выиграть его, а не любоваться моим мужским достоинством, верно? Выберете плод моих чресл, а не сами чресла. Так что я повышаю ставку – на кону Джей Ар!

Отец проиграл. Его друзья чуть со стульев не попадали от хохота, когда решали, едва дыша, кто будет платить за