Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что Иван написал московские главы, прежде всего подтверждается тем случаем, когда перед полетом из Москвы к Ивану залетел Мастер, чтобы попрощаться с поэтом. Вот как выглядел их разговор:
«Иванушка просветлел и сказал:
– Это хорошо, что вы сюда залетели. Я ведь слово свое сдержу, стишков больше писать не буду. Меня другое теперь интересует, – Иванушка улыбнулся и безумными глазами поглядел куда-то мимо мастера, – я другое хочу написать. Я тут пока лежал, знаете ли, очень многое понял.
Мастер взволновался от этих слов и заговорил, присаживаясь на край Иванушкиной постели:
– А вот это хорошо, это хорошо. Вы о нем продолжение напишите!
Иванушкины глаза вспыхнули.
– А вы сами не будете разве? – тут он поник головой и задумчиво добавил: – Ах да… Что же это я спрашиваю, – Иванушка покосился в пол, посмотрел испуганно.
– Да, – сказал мастер, и голос его показался Иванушке незнакомым и глухим, – я уже больше не буду писать о нем. Я буду занят другим» (гл. 30).
Что это за продолжение такое, догадаться нетрудно. Очевидно, здесь Мастер говорил не о чем ином, как о своем романе, который, по его мнению, был завершен, но ему как мастеру что-то подсказывало, что конец его сочинения будет все-таки неудовлетворительным для читателя, поскольку в нем отсутствует самое главное – не разрешается участь Пилата. Поэтому концом романа о Пилате можно считать 32-ю главу, где рассказывается о прощении прокуратора и судьбе Мастера и Маргариты и которая написана рукою Правдивого Повествователя.
Теперь встает вопрос об одаренности Ивана Бездомного. При поверхностном чтении кажется, что только один Мастер был наделен автором мастерством в писательском деле. Так кажется потому, что поэт Бездомный признался в чудовищности своих стихов, а затем отрекся от поэзии. Но Мастер ведь тоже покончил с творчеством после неудачной попытки опубликовать свой роман, и при этом все факты говорят в пользу того, что Иван все же мог стать его учеником. Так, Альфред Барков дает способностям Ивана следующую оценку: «В первой главе перед читателем предстает молодой, многообещающий поэт, в изображении которого Иисус получился «ну прямо как живой» – не правда ли, неплохая характеристика талантливости? Признанием его таланта служит не только публикация стихов с его портретом на первой полосе «Литературной газеты», и даже не отношение к нему со стороны собратьев по перу в литературном ресторане, где все увидели, «что это – никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный – известнейший поэт»; главным, пожалуй, является то, что в качестве такового его вынужден признать даже приспособленец от литературы Рюхин, с которым у Бездомного мало чего общего» [13]. Ошибка Ивана заключается в том, что он свой великий дар направил не в то русло, что он его продал миру литературы, где все пишется в угоду властям. Поэт должен писать не то, что ему заказывает председатель МАССОЛИТа, а то, что лежит у него на душе или сердце. Михаил Булгаков создал в романе все благоприятные условия для того, чтобы Иван это осознал и использовал свой писательский дар так, как это требуется в идеале и совершенстве. Встреча с Мастером навсегда изменило в нем отношение к творчеству и литературе. Это знакомство открыло ему глаза. В нем возникло искреннее желание закончить полюбившийся молодому сердцу роман своего учителя. Но это исполнить напрямую невозможно, так как почерк любого писателя неповторим – невозможно продолжить чью-то книгу, как невозможно восстановить второй том «Мертвых душ». Было бы весьма удобно, если бы у Николая Гоголя был такой же ревностный последователь, как Иван. Поэтому тот, проявив смекалку, завершает историю Пилата другим, очень оригинальным способом: он пишет роман не о Понтии Пилате, а о своем учителе и его возлюбленной, и в этой книге отводит одну главу, в которой как раз и разрешается судьба несчастного Пилата. Таким образом, он выполнил первоклассно свою работу и исполнил данное ему поручение Мастера. Что же в словах: «Меня другое теперь интересует», «я другое хочу написать» могло иное быть, как не желание Ивана описать удивительную встречу с незнакомым мастером, навсегда изменившую его жизнь?
Иван, как видно по тексту, скрывает свое настоящее имя и пишет роман под именем Правдивого Повествователя. Он приложил все усилия к тому, чтобы показать читателю, что Иван Бездомный – это вовсе не он сам, а совсем другой человек, один из его главных героев. Но есть некоторые детали в романе, которые сильно выдают тождество этих двух человеческих личностей, потому что все до конца подобно любому преступлению невозможно скрыть и утаить.
Ключ к истинному имени Правдивого Повествователя лежит в эпиграфе к роману. Для того, чтобы его обнаружить, обратимся к большому комментарию Бориса Соколова:
«Цитата из гетевского «Фауста»: «…так кто ж ты, наконец?» – «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» – пришла в булгаковский роман в качестве эпиграфа также из «Иисуса Неизвестного». В главе «По ту сторону Евангелия» Мережковский приводит свой перевод и немецкий оригинал этого места:
«Дьявол служит Богу наперекор себе, как однажды признался Фаусту Мефистофель, один из очень умных дьяволов:
Я – часть той силы,
Что вечно делает добро, желая зла.
Ein Teil von jener Kraft
Die stets das Boese will und stets das Gute schafft.
В главном все же не признался, – что для него невольное служение Богу – ад. <…>».
Интересно, что в 1938 году в подготовительных материалах к «Мастеру и Маргарите» Булгаков выписал как раз тот текст немецкого оригинала «Фауста», что приведен в «Иисусе Неизвестном». Легко убедиться, что первая строка перевода у Булгакова и Мережковского совпадает, причем добавлено отсутствующее у Гете местоимение «я». Немецкое «stets» точнее было бы перевести как «всегда» или «постоянно», тогда как «вечно» – это «ewig». Однако Булгаков вслед за Мережковским использовал не столь очевидное здесь «вечно», приблизив,