* * *

Секретарь Светлана Копейкина восседала в приемной Власова с таким видом, словно в любой момент готова была вскочить и вытянуться по стойке «смирно». Младший лейтенант до мозга костей, хотя и в юбке. Громов никогда не упускал повода бросить ей приятное словцо — уж слишком скованно держалась девушка. Гораздо приятнее было видеть ее улыбающейся, чем напряженной и немигающей, будто она каждое мгновение была готова к тому, что ее сфотографируют для служебного удостоверения.

— Как жизнь, Светик? — спросил Громов, остановившись возле ее стола.

Все на нем содержалось в идеальном порядке. Ни рассыпанных скрепок, ни чашек из-под кофе, ни посторонних безделушек, без которых трудно представить себе детей и женщин.

— Спасибо, нормально, — откликнулась Копейкина. Она отличалась от тысяч других секретарш то ли чересчур бледной помадой, то ли необычайно яркими от природы губами. Пока не поцелуешь, не разберешь.

— Ты имеешь в виду любовный фронт или невидимый?

— Невидимый? — Копейкина все же не удержалась, захлопала своими ресницами. Казалось, странички на столе перед ней сейчас зашевелятся от легкого ветерка.

— Ты разве не знаешь, что в народе нас зовут бойцами невидимого фронта? — удивился Громов.

— Теперь знаю. — Глаза Копейкиной перестали моргать и опять сделались неподвижными, как на снимке.

Громов улыбнулся:

— Знаешь, ты очень симпатичная невидимка, Светик. Самая симпатичная из всех, кого я знаю.

— Вы шутите?

— Я абсолютно серьезен. Хотя это непросто в присутствии такой очаровательной девушки.

— Девушка как девушка. — Копейкина безуспешно попыталась нахмуриться. — Самая обыкновенная.

— Это кто же тебе такую глупость внушил, Светик? Если бы все девушки были похожи на тебя, на земле ни одного мужика не осталось бы.

— Почему?

— Перестреляли бы друг друга на дуэлях к чертовой матери! В лучшем случае вымерли бы от мук неразделенной любви.

В этот момент зазвонил телефон, избавляя Копейкину от необходимости поддерживать смущающий ее разговор. Потянувшись за трубкой, она дважды промахнулась, прежде чем ухватила ее пальчиками с коротко остриженными ногтями. Флирт в приемной начальника отдела ФСБ казался не более уместным, чем в чистилище или даже в самой преисподней. Сознание того, что она принимает шутливые заигрывания сероглазого майора прямо на своем ответственном посту, заставляло дисциплинированную секретаршу ощущать себя чуть ли не изменницей Родины. Ее изящные ушки, выглядывающие из-под волос, заалели, как маки. Сама Копейкина вроде бы была решительно настроена против всяческих вольностей в рабочее время, но эти предательски торчащие ушки выдавали ее желание выслушивать комплименты каждый день, с утра до вечера, желательно даже ночи напролет.

Громов не удержался от улыбки, но решил не усугублять и без того затруднительное положение девушки. Бросив последний взгляд на разрумянившуюся Копейкину, беседующую по телефону даже более деловитым тоном, чем обычно, Громов развернулся и вышел в коридор, который почему-то ассоциировался у него с пустой станцией метро.

Здесь всегда ощущалось какое-то давление, словно не высоко над поверхностью земли находишься, а в самых недрах. Вроде бы светло, чисто, просторно. Но все тут держатся настороженно, хотя и стараются не подавать виду. Будто ждут, что вот-вот взвоет тревожная сирена. Привыкнуть к этому состоянию Громову не удалось за те несколько месяцев, что он провел на Лубянке, и он очень сомневался в том, что будет чувствовать себя здесь иначе и через многие годы. Каждая сила заключает в себе скрытую угрозу. Любая мощь заставляет относиться к себе с уважением даже тех, кто ею повелевает. Когда идешь по длинному коридору Главного Управления ФСБ, эта истина кажется тебе бесспорной.

Вместо того чтобы направиться прямиком в свой кабинет, Громов спустился в лифте на второй подвальный этаж и немного размялся в тренажерном зале, начав с пробежки по бесконечной ленте движущейся дорожки и закончив подходом к силовым аппаратам, выписанным недавно из Швеции.

Сведения по знакомым Эдички Виноградова только-только легли на стол Громова, когда он, освеженный холодным душем, уселся за стол.

В распечатке фигурировали фамилии как ничем не примечательные, так и достаточно известные, из тех, которые у всех на слуху. Скользя взглядом по списку, Громов всякий раз брезгливо кривил губы, когда перед его глазами мелькала та или иная сиятельная задница очередного замаравшего себя политика. А наткнувшись на фамилию телевизионного обозревателя, который до сих пор импонировал ему оригинальностью своих суждений, Громов только и смог, что удрученно покачать головой. На любимой передаче пришлось поставить крест. Невозможно с уважением внимать типу, который берет у мужчин не только интервью, а и все остальное, что ему предложат. И ведь немолодой уже человек, а на деле хуже ребенка, который всякую гадость в рот тащит.

— А нечистым журналистам стыд и срам, стыд и срам, — пробормотал Громов.

Вооружившись светло-зеленым маркером, он принялся отмечать в послужном списке Эдички журналистов, с которыми частенько пересекались пути-дорожки общительного молодого человека. Таковых было выявлено четверо.

Тот самый телеобозреватель, к облегчению Громова, к истории с дискетой никакого отношения не имел и иметь не мог, потому что вот уже третьи сутки обдумывал свои будущие острые репортажи в «Матросской Тишине». Уклонение от налогов, получение взяток и прочая лабуда. Разоблачение работников Генпрокуратуры — дело, конечно, благородное, но очень уж неблагодарное.

Ведущего популярного ток-шоу Громов после некоторого обдумывания решительно отмел: тот в последнее время отмежевался от политических дрязг и вращался больше в шоу-бизнесе, где сплетни о кумирах котируются значительно выше, чем крушение любого самолета, даже выполнявшего рейс международного значения.

Осталось два кандидата: некто Артур Задов, русский эмигрант, пописывающий в американской газете «Нью-Йорк Ревю», и местный житель Дмитрий Москвин, оказавшийся на поверку никаким не Москвиным, а Балаболиным. Понятно, почему парень решил творить под псевдонимом. Репортажи, подписанные его настоящей фамилией, теряли бы, по крайней мере, треть своей достоверности.

Громов взялся за телефон и через некоторое время выяснил, что мистер Задов в настоящее время проживает в московской гостинице «Космос», но там его никто со вчерашнего дня не видел, хотя он вроде бы пока съезжать не собирался и оставил в номере кое-какие вещи. Сделав еще один звонок, Громов узнал, что сегодня днем Задов вылетает из Шереметьева в свой Нью-Йорк. Рейс в 14.45.

Ну, вылетит он или нет, это еще вопрос, решил Громов. Организовывать спешные поиски американца не было никакой необходимости — очень скоро тот сам предстанет у регистрационной стойки аэропорта, и тогда можно будет задать ему все интересующие вопросы. Пусть пока гуляет, свежих впечатлений набирается.