— Маша, — обратилась она ко мне нежнейшим голоском, — вам случалось сталкиваться с моделями?

— Случалось, — кивнула я, припомнив одну незаурядную женщину в моей практике, известную модель, которая оказалась извращенной и циничной убийцей.

— Ну и как впечатления? — Естественно, Елизавета задала этот вопрос не для того, чтобы послушать мои впечатления, а чтобы высказать свои.

— Неоднозначные, — уклонилась я от прямого ответа.

— Хочу вам сказать, — заговорила Елизавета, глядя на меня, но адресуясь явно к Старосельцеву, — что мозги моделям противопоказаны. Вот вы смогли бы сидеть по несколько часов с одним и тем же выражением лица, пока вас накрасят и завьют для подиума?

«Черт его знает», — подумала я и на всякий случай промолчала, но моего ответа и не требовалось.

— Ну, мозги для женщины вообще не самое главное из субпродуктов, вступил Старосельцев, и у меня аж зубы свело, как неудачно он это сделал. Не надо было ему этого говорить, но было уже поздно. Началась битва не на жизнь, а на смерть, из чего я заключила, что и Энгардт к Старосельцеву неравнодушна.

— Конечно, — язвительно запела Энгардт, — самое главное из субпродуктов это вымя…

А дальше последовала непереводимая игра слов и взглядов, воспроизводить которую бессмысленно. Поминались имена Маго Д'Артуа, Жанны Д'Арк, Елизаветы Английской и других великих феминисток прошлого и настоящего, с одной стороны, и Ивана Грозного, Людовика-Солнце, Стеньки Разина, Петра Первого и других государственных деятелей, ни в грош не ставивших женщин как полноценных членов общества, но вовсю эксплуатировавших их способности, с другой стороны.

Я просто отключилась от их воинственного флирта и погрузилась в раздумья о собственных проблемах. Голос Масловского, который я слышала с экрана, был голосом того человека, который по телефону заверял в том, что с его женой все в порядке. Да и не только голос — манера говорить, построение фраз, в общем и целом я идентифицировала Масловского. Значит, можно завершать проверку по факту похищения его жены. Остальное, если потребуется, можно сделать следственным путем.

Мысленно скомандовав Елизавете и Антону «брэк», я ловко вклинилась в их ядовитую беседу и попросила проводить меня к выходу. Энгардт и Старосельцев с трудом успокоились, отдышались, обратили на меня внимание и повели по коридорам телецентра, по инерции перебрасываясь колкостями. Навстречу нам то и дело попадались фигуры, знакомые рядовым телезрителям, типа меня, по самым рейтинговым телепередачам. Все они заинтересованно разглядывали нашу странную компанию, неприкрыто гадая, что общего у звезды отечественного телевидения с простыми смертными.

Один из встретившихся нам на пути слишком уж елейно здоровался с Елизаветой, целуя ей ручки, чтобы его можно было счесть просто прохожим. А видя, как болезненно реагирует на этого пижона Антон Старосельцев, я окончательно укрепилась в мысли, что этот встречный тоже имеет виды на Елизавету. Правда, надо было отдать Елизавете должное — она явно не получала удовольствия от приплясываний этого субъекта и, к чести ее, даже не пыталась в пику Старосельцеву симулировать это удовольствие.

Наконец мы благополучно добрались до выхода, охраняемого милиционером.

Выйдя за пределы поста, мы помахали Елизавете и вышли на улицу.

На улице Старосельцев мотнул головой, все еще переживая бурные эмоции, и я, чтобы отвлечь его от переживаний, стала спрашивать, кто был этот последний пижон, который облизал Елизавете руки до локтей. Старосельцев сообщил мне, что этот пижон — бывший муж Елизаветы, между прочим, с юридическим образованием, очень известный журналист, специализирующийся на политических расследованиях.

— Фамилия? — спросила я и была крайне удивлена, услышав ответ:

— Трубецкой.

— Это Трубецкой?! — не поверила я. Но Антон поклялся, что мы видели Трубецкого собственной персоной.

Я читала пресловутые политические расследования Германа Трубецкого, но мне он представлялся серьезным, академического вида мужчиной средних лет. Этот сложившийся образ, безусловно, противоречил богемному облику повстречавшегося нам пижона, который мне сразу не понравился хотя бы тем, что пытался перейти дорогу моему другу Старосельцеву. Пижон был одет хоть и дорого, но как-то неряшливо, носил длинные волосы, сзади схваченные резинкой в хвостик, и серьгу в ухе.

— Я могу представить, почему Энгардт с ним разошлась, но почему она за него вышла? — поразилась я.

— Он таким не был, — грустно прокомментировал мое заявление Старосельцев. — Когда они поженились, он был совсем другим. Поработал юристом в крупной питерской газете, стал сам пописывать, у него получилось, начал раскручиваться, взлетел, тусоваться стал в заоблачных высях, а потом и имидж сменил. А к коже и нутро прилипает. Был серьезным парнем, а когда успех потребовал другого имиджа, изменился и характер.

— А вы его раньше знали?

— Знал. Мы даже дружили когда-то.

— Дружили?! — изумилась я. — Ну, я могу понять то, что на меня он смотрел, как на мусор, но вас-то, старого друга, он почему не замечал? Даже «здрасьте» ради приличия не сказал, только с Елизаветой любезничал?

— Ну, это как раз понятно, — настроение у Старосельцева совсем упало.Елизавету забыть невозможно.

— Что ж тогда они разошлись?

— Вы же видели Елизавету; ее любимое выражение — «я не рыба, я ихтиолог». Она личность и требует к себе соответствующего отношения.

— А Трубецкой что, не личность?

— В том-то и дело. Он тоже личность, но еще и домостроевец. Ему надо, чтобы все крутилось вокруг него, «Понятно, — подумала я, — это явно версия Елизаветы; интересно было бы послушать самого Трубецкого».

— Говорите, он юрист по образованию?

— Да, университетский юрфак заканчивал.

— Я все-таки не поняла, почему он с вами не поздоровался. Или вы в ссоре?

— Да нет, — Антон пожал плечами. — Просто старые друзья отпали, как старая кожа, а с новым образом пришли новые друзья. Я его, кстати, знал, когда он еще не был Трубецким. А был Трусовым. Но, согласитесь, негоже человеку, занимающемуся политическими расследованиями, носить такую фамилию.

— Да, пожалуй, — согласилась я.

— Кстати, может быть, он инстинктивно сторонится людей, которые его помнят, как Трусова. Как мне это раньше в голову не приходило?! — задумался Антон.

— А он же газетчик, что он делал на телевидении?

— Мария Сергеевна, чувствуется, что Трубецкой вас серьезно зацепил. Он же популярная личность, снимается в разных передачах, сдает и получает информацию. Он тут почти каждый день бывает.

— Ладно, Антон, спасибо. Вы мне очень помогли. Куда вас довезти? — спросила я, подойдя к машине, в которой сладко спал рувэдэшный водитель.