Девочки-проводницы нашего вагона ходили с разобиженными и надменными лицами и на наши вопросы пожимали плечами и с досадой закатывали глаза.

Поздно ночью мы набрались мужества и, собрав народное ополчение, пошли делегацией к начальнику поезда, чтобы выяснить, куда нас везут и когда привезут. Делегатов было трое — баба Галя, она везла родителям совершенно невыносимую внучку, пронзительно без перерыва на отдых орущую по любому поводу «Бабушкэ! Бабушкэ!!!», парень спортивного вида, который опаздывал на соревнования, и я, как представитель массмедиа.

Надо сделать тут отступление. Меня в качестве парламентера избрали только потому, что на моей майке, купленной в Москве в фойе театра «Квартет И», на спине была надпись «День радио», частенько выручавшая меня в дорожных и прочих разборках: стоило, ничего не объясняя, повернуться к оппоненту спиной и уходить медленно, чтобы он успел прочесть надпись, как ситуация мгновенно менялась, причем не в пользу моих оппонентов. Объяснять этот феномен не берусь. Никакие журналистские удостоверения, никакие визитки не действовали так магически быстро, как надпись на этой майке.

Мы подошли к двери с табличкой: «Начальник поезда КоСтантин МихаИлович Флорочка» и деликатно постучали. Никто не открыл. Тогда спортсмен дернул за ручку, и дверь медленно отъехала в сторону. В купе было абсолютно темно, хоть глаз выколи. А в темноте плавали глаза.

— Мама… — сказала я.

— Ой, мамочки! — испугалась баба Галя.

— … … …! — Спортсмен тоже вспомнил маму.

К глазам подплыли зубы, белые яркие зубы.

— Хеллоу, — проговорили глаза и зубы. Они еще немного поплавали, затем взмыли вверх, зажегся свет, и мы увидели негра, африканца то есть. Худенький, курчавый, иссиня-черный, в оранжевых порточках и красной футболке с надписью «NIGERIA».

— Иисусе! — вскрикнула баба Галя и мелко перекрестилась.

— Нэт-нэт, я нэ Иисусе, я — Оджо из Абуджи, — мультяшным голосом возразил африканец.

— Ой! А что ты тут делаешь? — мы трое задали этот вопрос: я удивленно — на английском, баба Галя ласково — на украинском, спортсмен — агрессивно и с напором почему-то на румынском.

— Тебя тут что, эксплатирувают?! — с тревогой уточнила баба Галя.

Оджо кое-как объяснил, что поступил на подготовительный курс Одесского мединститута, а сейчас едет к соотечественникам, поступившим на такой же курс Черновицкой медакадемии.

— Слышь, ты, Шоколадный Заяц, — продолжал играть мышцами спортсмен, — а начальник поезда где?

— Не знаю, — улыбнулся растерянно Шоколадный Заяц, — я эта комната купиля, и она ушля. — И грустно добавил: — А сейчас еду-еду, еду-еду, дольго еду… И мине скучаля… Я скучаля маму и папу скучаля…

Оджо откуда-то выудил фотографию, где стояла нигерийская женщина, завернутая в яркую тряпочку, в тюрбане и с большим оранжевым тазом на голове.

— Красивая… — ласково протянула баба Галя.

— Да-да! Я похожая на моя мама! — гордо заявил Оджо — Шоколадный Заяц и протянул нам другую фотографию:

— А это моя папа!

На фотографии была опять Оджина мама, в такой же яркой тряпочке, в тюрбане, но без тазика на голове.

— Ага, и на папу тоже, — догадался спортсмен.

— Ых, — Оджо расчувствовался и застрекотал: — Я сиделя-сиделя сама, скучаля маму и папу. Папа — король арахис в Нигерия!

— Да ну?! Ты гонишь! — удивился спортсмен.

— Зубь даю! — обиделся Шоколадный Заяц.

— Сынок, а ты ел чего-нибудь? — спросила сердобольная баба Галя и стала рыться в своей сумке, с которой не расставалась. — Шоколадку хочешь?

— Да, хочешь, — смиренно вздохнул Шоколадный Заяц.

Баба Галя вытащила из сумки шоколадные фигурки Деда Мороза, Матрешки и… ну да, Шоколадного Зайца в цветной фольге. Мы затаив дыхание ждали, что выберет Заяц. И он нас не разочаровал.

Шоколадный Заяц схарчил шоколадного зайца, не переставая стрекотать про арахисовую папу.

Спортсмен задумчиво наблюдал, как Шоколадный Заяц откусил зайцу сначала уши, потом голову, аппетитно хрупая, и задумчиво, ни к кому не обращаясь, констатировал:

— Каннибал. Своих жрет.

* * *

Поезд шел и шел всю ночь, потом обнаружилось, что мы просто наматывали круги по Одесской области и утром оказались от пункта отправления на расстоянии в часовую неторопливую велосипедную прогулку.

Девочки-проводницы не говорили, куда мы едем и когда приедем. Точного маршрута не знал никто. Пассажиры заскучали и оголодали. Милиционеры-соседи сообщили, что скоро будет Жмеринка, а там продают вареники.

Да, долго будут жмеринцы помнить поезд N. И долго будут сниться им толпы набросившихся на их вареники пассажиров. Когда во главе изголодавшихся мчались, придерживая кобуру, сержанты милиции, бабы, продающие вареники, чуть не удрали с перрона — атас, милиция! — но наши блюстители порядка свое дело знают четко:

— Заходи с другой стороны! Окружай! Бери в кольцо! Держи! Пассажиры, в очередь стройсь!

— То-о-нь, а, То-о-онь, — быстро шуруя вилкой и накладывая варенички с картошкой и луком в пакетик очередному покупателю из поезда N, — цену пидиймай! Цену! Дывысь, шо робыться, га?! Дывысь, як люды йидять, га?! Дзвоны до Танькы, шоб варыла усэ та й бигла сюда!!!

— Ба-буш-кэ!!! — вопила из двери вагона бабы-Галина внучка, — ба-буш-кэ!!!

Последним из вагона вывалился сонный КоСтантин МихаИлович, начальник поезда.

— О! Начальник! — радостно развел руки спортсмен, как будто хотел его обнять.

Флорочку тут же окружили плотным кольцом и загалдели каждый о своем.

— Ти-ха!! Тиха, люди! Говорите по очереди! По-ва-гон-но!

Это вот военное слово «повагонно» как-то подействовало магически, и мы стали орать повагонно. Но на все вопросы героический наш командир пожимал плечами и разводил руками. Люди шумели и скандалили, бабы-Галина внучка не переставала орать «ба-буш-кэ!», вареники закончились.

С удивлением и печалью на все это глазел в окно наследный арахисовый принц, не рискнувший спуститься на перрон.

* * *

Поезд подъезжал к Тернополю. Кто не знает, это часа два-три езды до Черновцов. Вагонное радио вдруг перестало транслировать любимые песни начальника поезда («Владимы-ры-ский цынтра-а-ал…»), зашуршало и домашним говорком забубонело, что в Тернополе всем придется выйти и пересесть на пригородный поезд, в который нас посадят по нашим старым билетам.

— А я?! — испугался Оджо, едва ему объяснили, что предстоит. — Я не купиля билет, я купиля толко комната…

— А если кто зайцем едет? — громко спросила баба Галя, и все посмотрели на Шоколадного Зайца.

— Ну… что ж… — Начальник привычно пожал плечами и развел руками.