– Да бог с ним, пусть мать-одиночка, только бы не женаантисоветчика, – махнула рукой Филановская.

– Вот тут вы заблуждаетесь, дорогая, – покачалголовой Круглов. – Что может помешать Юрцевичу официально признатьотцовство? В метрике ребенка он будет записан как отец, и связь Надежды сантисоветчиком скрыть все равно не удастся. И ваш внук будет считаться ребенкомантисоветчика.

– Думаете, он захочет признать отцовство? – ссомнением спросила Тамара.

– Уверен. Он любит Надюшу и очень хочет на нейжениться. И будет делать все, что этому поможет.

– Да не на Наде он хочет жениться, а на нашей семье!Любит он ее, можно подумать! Он наше положение любит, наши деньги, нашдостаток, наши возможности, нашу известность! Вот что ему нужно! Зачем бытьнищим истопником, когда можно в один момент стать членом семьи Филановских,которые ничего не пожалеют для любимой дочери, ее мужа и ребенка. Неужели непонятно?

– Тамара, милая, я не берусь судить, насколько выправы, но какое это имеет значение? Важен сам факт того, что Юрцевич собираетсястать вашим зятем, неважно, какие мотивы им движут, но у него для этого естьвсе возможности. И его ребенок в скором времени станет вашим внуком иливнучкой, этому вы помешать уже никак не можете. Вот из этого и надо исходить.

– И что вы мне посоветуете, Ванечка? – жалобнопростонала она. – Не может быть, чтобы не было никакого выхода. Ну скажитеже мне. Он есть? – Тамара Леонидовна просительно заглянула в глазаполковнику Круглову. – Я на все готова, честное слово. Если вы мнескажете, что нужно убить этого Юрцевича, я его убью, сама убью, своимисобственными руками, но не позволю исковеркать жизнь всей нашей семьи.

– Ну что вы, – рассмеялся Круглов, – зачемтакие страсти? И потом, это не решит проблему: Надя все равно запишет его отцомребенка.

– Ну и пусть! Пока что его еще не посадили заантисоветскую пропаганду, пока он просто художник, вот пусть им и останетсянавсегда.

Она слышала себя словно со стороны и удивлялась: неужели этоона, добродетельная жена и мать, коммунист, член партии с четвертьвековымстажем, дочь убежденного революционера, рассуждает о том, что готова лишитьчеловека жизни, пока он окончательно не испортил свою репутацию, чтобы спастирепутацию и карьеру членов своей семьи? Бред, галлюцинации! Не может онаговорить об этом всерьез, на нее просто нашло какое-то помутнение, она в ужасе,в панике, вот и городит черт знает что.

– Простите, Ванечка, я несу какую-то чушь… Какоеубийство, что это я… Но должен же быть какой-то выход.

– Да, Тамарочка, голубушка, это вас занесло, – сулыбкой заметил Круглов. – Хорошо еще, что ваш собеседник – я, а не кто-тодругой, иначе вас могли бы неправильно понять. Но в том, что вы сказали, естьрациональное зерно.

– Да? – встрепенулась она. – Какое?

– Меры нужно принимать, пока Юрцевич не наделалглупостей. Как бы мы с вами ни старались, его имя уже связано с вашей семьей,Надюша носит его ребенка, и отменить это мы никакими усилиями не сможем. Однакомы можем попытаться спасти именно имя. Вы меня понимаете?

– Нет, – растерянно ответила Тамара. – Чьеимя мы можем спасти? Наше? Каким образом?

– Да не ваше, Тамарочка, не ваше. Ваше-то имя чтоспасать? Оно у вас и так – ого-го! – Он рассмеялся и подмигнул ей. –Я имею в виду имя Юрцевича. Пока что он просто художник и отец Надиногоребенка. Наша с вами задача не допустить, чтобы он превратился в диссидента иНадюшиного мужа. Слышали такое новое слово – диссидент?

– Конечно, – кивнула Филановская.

– Так вот, зять-диссидент вам не нужен. Юрцевича можнопосадить за что-нибудь другое.

– За что? – испугалась она.

– Да какая разница, было бы желание. Посадим. И будетсидеть. Тем самым мы одновременно решаем целый ряд тактических и стратегическихзадач. Во-первых, Юрцевич отправляется на зону и лишается, таким образом,возможности распространять свои антисоветские идеи, потому что уголовники –народ своеобразный и совсем не похожи на тех гнилых интеллигентов, с которымион общается в Москве. То есть появляется гарантия, что в ближайшие нескольколет его за эти идеи не осудят. Если же он попытается вести свою пропаганду иагитацию среди других осужденных, то об этом очень быстро станет известноруководству колонии, и мало ему не покажется. На зоне всегда есть возможностьсделать так, чтобы человек получил новый срок. Но это случится уже не здесь, нерядом с вами, и к вам отношения иметь не будет. Во-вторых, Юрцевич становитсябанальным уголовником, тупым и отвратительным в глазах вашей дочери, и этоотбивает у нее всякую охоту выходить за него замуж и записывать его в метрикеотцом ребенка. В-третьих, пока этот тупой и отвратительный уголовник отбываетсрок, Надюша основательно остывает, чувства проходят, остается тольконеприязнь, и когда он появляется снова, ни о каком возобновлении отношений речьуже не идет. Если после отбытия наказания он не возьмется за ум и будетпродолжать свою деятельность в антисоветском русле, его, конечно же, привлекутза это, но к вашей семье это уже не будет иметь никакого отношения. Самоеоптимальное – за это время выдать Наденьку замуж, и пусть ее муж усыновитребенка. Всё, история будет окончена. Как вам такой вариант?

– Ваня, неужели это возможно? Вот так, просто взять ипосадить человека ни за что?

– Ну почему ни за что? Всегда есть за что. Вы жепонимаете, что на зарплату низового работника ЖЭКа трудно содержать беременнуюжену, которой требуется особое питание, и одновременно ухаживать за молодойкрасавицей, дарить ей цветы и водить по театрам и концертам. У Юрцевича естьпобочные доходы, он же художник, и, кстати сказать, очень неплохой художник,карандашом и кистью владеет. Вот и подхалтуривает, дает частные уроки,оформляет какие-то деревенские клубы в провинции. Деньги получает из рук вруки, никаких документов, никаких подоходных налогов. А это дело подсудное.Или, к примеру, идет себе человек поздно вечером по темной улице, к нему пьяныйпристал, оскорбляет, слово за слово – начинается перепалка, а там и до дракинедалеко, милиция – тут как тут: нарушение общественного порядка, хулиганство,статья, срок. Да это не ваши заботы, Тамарочка, дорогая моя, вы только решениепримите, а уж все сделают, как надо. И имейте в виду: вы и ваш муж – народноедостояние, гордость советского искусства, и власть всегда вас поддержит, есливы сами не совершите опрометчивых поступков.

Ну что ж, слово сказано. Дескать, если вы не хотите, чтобыантисоветски настроенные элементы вливались в вашу семью, мы на самом высокомуровне обеспечим вашу защиту, а уж если вы эти элементы к себе приблизите, топотом не жалуйтесь, никаких исключений для вас сделано не будет, потому как издоверия вы выйдете окончательно и бесповоротно. Вот так. И поедете вы с мужем идочерьми на периферию, в какой-нибудь богом забытый театрик, и останетесь тамдо гробовой доски.

И еще одно понимала Тамара Леонидовна: Круглов пришел на этувстречу с готовым решением, которое уже проговорил и согласовал с руководством,но с профессиональной ловкостью подвел дело таким образом, что решение этовроде бы пришло к нему на ум спонтанно, только что, в ходе беседы, и болеетого, частично оно было подсказано самой Тамарой. Ну что ж, Иван Анатольевич незря ест свой хлеб, можно ему поаплодировать.