Брат как раз едет с вызова, с коллегами, веселыми парнями из “убойного”  отдела, очень заинтересовавшимися мною, а потому Мишка не имеет возможности провести допрос по всем правилам, изо всех сил отгавкиваясь от зубоскалов и угрожая, что всем оторвет ноги по самые гланды.

Это звучит так забавно, что я невольно улыбаюсь и чуть-чуть отвлекаюсь от своих проблем.

Дома,  отговорившись от взволнованной мамы головной болью и внезапно начавшимися месячными, закрываюсь у себя и… И вот тут накрывает по полной.

Бросаюсь на кровать, словно девочка-подросток в дурацкой дорамке, и плачу. Малодушно и глупо. Жалея себя,  искренне не понимая, за что мне это все? Разве я кому-то навредила? Разве я хоть раз была с кем-то груба?

Почему все так радостно поддержали Марину? Почему даже самые заучные заучки подчинились стадному инстинкту травли слабого, отличающегося от них?

Как мне теперь жить с этим?

Тренькает  сообщением телефон.

Я смотрю на абонента, прикусываю губу, вытирая слезы со щек.

Олег.

Глава 10

“Малыш, я у твоего дома, выйди”

“Малыш, я не уеду, выйди”

“Посмотри в окно”

“Это для тебя”

“Малыш… Давай поговорим”

“Ты же знаешь, что мы будем вместе?”

“Малыш, малыш, малыш”

Я откидываю в сторону телефон, смотрю на себя в зеркало, придирчиво ища следы недавней истерики.

Глаза, конечно, красные, напухшие, венки на веках… Бич всех натуральных блондинок : тонкая кожа и близко расположенные сосуды. Если уж начинаю реветь, то нос потом весь день вылядит печально повисшим Пинноккио…

Но сейчас, вроде, все в норме, не успела, значит, нареветь еще.

Губы распухли, конечно, от слез, но это даже неплохо… Да? Нет?

И вообще, Алька, какого черта ты думаешь о том, как выглядишь? Перед кем красоваться?

И надо ли вообще выходить и разговаривать?

Олегу не откажешь в настойчивости, конечно, но после вчерашнего его выступления, это я не говорю о причинах нашего расставания еще, и сегодняшних моих нервов… Неужели он всерьез рассчитывает разжалобить меня этим пошлым, так ненавидимым мною “малышом”?

Реально?

Так уверен в собственной неотразимости?

Тогда он еще мерзопакостнее, чем я думала даже…

— Милая, — в дверь аккуратно стучится мама, — как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отвечаю я, тянусь и  выключаю постоянно тренькающий телефон.

Не надо маме знать про мои напряги.

— А то тут Олег пришел…

Че-го? Как он вообще посмел???

Вскакиваю, на нерве распахиваю дверь.

Мама стоит, смотрит на меня встревоженно.

— Ты как себя чувствуешь, милая? — мама проводит ладонью по щеке, убирая волосы за уши, и мне на мгновение очень хочется прижаться к ее прохладным пальцам губами, обнять и слезливо, как в далеком детстве, пожаловаться на жизнь, на обидчиков своих, на несправедливость происходящего.

Но сдерживаю себя, конечно же.

Во-первых, как-то глупо взрослой девушке жаловаться на однокурсников, которые ее обижают… Смешно.

А на Олега нельзя.

По крайней мере вот так, без подготовки.

Папа с отцом моего бывшего парня состоят вместе в одном сообществе, “Ротар”, “Ротан”... Не помню названия. Это что-то вроде городского вип-клуба для  бизнесменов и серьезных людей. Такое место, где взрослые мужики собираются раз в месяц и, надуваясь от собственной важности, обмениваются ленивыми фразами, демонстрируя свою крутизну.

Правда, папа как-то это все по-другому называет: обсуждение жизни города, инвестиций, грантов и прочего, но я думаю, что они там просто понтами друг перед другом трясут. Милое такое , чисто мужское времяпрепровождение. И папа мой с папой Олега прямо задружился в последнее время.

Ему по должности нельзя вести коммерческую деятельность, но деньги вкладывать можно же. Особенно, если не самому, а его жене, моей маме, то есть,  той еще бизнес-вумен…

А папа Олега — очень даже солидный мужчина, уже полгода как покровительственно называющий меня “невесткой”, владелец самого крупного в регионе банка… Так что им друг с другом весело там, и, я подозреваю, все давно уже насчет нашего будущего с Олегом решено.

И моя новость про расставание будет неприятным сюрпризом. А если рассказать в подробностях, то папа может плюнуть на заманчивое инвестирование стопроцентных прибыльных проектов и вступиться за честь своей маленькой принцессы.

Я бы этого не хотела, если честно.

Наша с Олегом жизнь и любовь — только наше дело, и оно не должно отражаться на интересах родителей.

А, значит, новость надо преподнести максимально деликатно. И , желательно, без упоминания таких слов, как “тварь”, “пидор”, “дерьмо”, “похотливый скот”.

Поэтому я держу себя в руках, мужественно улыбаюсь и киваю маме успокаивающе:

— Мам, все хорошо… Я спущусь сейчас.

Возвращаюсь к себе, смотрю в зеркало, ища силы для боя.

Ничего, Алька… Золотая медаль тоже не сразу нарисовалась. И чемпионство по теннису. И вообще. Ты — боец. Какого хера расклеилась, принцеска?

Причесалась, лицо вытерла, чуть-чуть подмазала синяки под глазами  и вперед!

Олег в своей привычной манере очаровательного весельчака, которую так любит старшее поколение женщин, наши мамы, тети, бабушки, занимает маму легким разговором у нас в гостиной.

— Марина Владимировна,  — слышу его приятный баритон, — не кокетничайте, вам больше тридцати никто в жизни не даст. И не просто тридцати, а роскошных тридцати! таких тридцати, что фору любым двадцатилеткам дадут! Клянусь, я когда вас первый раз увидел, решил, что Аля не рассказала мне о своей старшей сестренке!

— Ох, Олег, — смеется польщенная мама, — ты далеко пойдешь с таким умением делать комплименты!

— Обижаете, Марина Владимировна! Это вообще не комплимент! Это — констатация факта!

Я спускаюсь вниз, и мама с Олегом замолкают, разворачиваясь ко мне.

Я смотрю на своего бывшего парня, такого красивого, улыбчивого, очаровательного… И не могу понять, где мои глаза были, когда связалась с этим дерьмом?

И как у него хватает наглости после всего сидеть здесь и делать комплименты моей маме?

Наверно, что-то такое отражается в моем взгляде, потому что Олге подрывается и торопливо идет к лестнице:

— Малыш… — мама не видит его лица, а потому Олег не считает нужным улыбаться, только голос звучит участливо, — иди ко мне!

Этот уродец уже понял, что я ничего не сказала маме, и теперь пользуется этим, вовсю играя на публику.

Мне ничего не остается, кроме как позволить ему обнять себя. Правда, поцеловать не разрешаю, шепчу еле слышно:

— Только попробуй…

Олег понимает по моему тону, что перегибать тоже не годится, потому не напирает.

— Ты на машине? — спрашиваю я громко.

— Да, конечно,