лишь росло. Постепенно они бросали свои дела и собиралсиь в большую группу, окружая скелета, что блистел в лучах солнца. Бобры эти действительно казались чрезвычайно необычными и умными, а и их деревянные строения напоминали имитацию греко-римской архитектуры. Хотя центурион и слышал историю про этих бобров от скелета, но всё равно думал, что “возможно, когда то группа учёных людей ушла из шумных городов и решила построить свою общину, забрав с собой эстетику и воплотив её из дерева.” Но никаких других доказательств людей больше не было. Бобры не обладали членораздельной речью, а звуки их одновременно напоминали плач и смех ребенка, или мяуканье котят. Не раздирающе истошный, но достаточно громкий. При этом бобры явно понимали слова скелета и реагировали соотвественно. Фавст наблюдал за речью из-за частокола, но в какой то момент один из бобров впился зубами в окрею24 центуриона и тот с выработанным за десятилетия рефлексом молниеностно пронзил бобра мечом. В бронзе явились дыры проникающиее через вкладку кожу и ткани под доспехом, но чудом не задевшие плоть. ”Хотя это и была защита, зверёк был один и от него можно было бы отбиться иначе и убежать“ — думал центурион, начиная сожалеть о сделанном.

Но с другой стороны в нём отзывались и другие слова, которые имели всё больше и больше веса: Элизия часто говорила, что мудрость в том чтобы знать всё как единое. Учиться разбираться в свойствах вещей, людях, событиях и понимать из чего они произрастают. Учиться менять собственное мненине, если нашлась ошибка и оно далеко от реальности. Искать собственную гармонию и делать максимум от возможного. А если что то невозможно — говорить себе: “ Я сделал всё от меня зависящее. Если что-то находиться за гранью моего контроля — оно не должно меня тревожить ибо я сделал всё от меня зависящее. Думать подобно здоровому глазу и желудку. Точно так же здоровый слух и обонянине должны быть готовы воспринимать любой звук и запах, а здоровый желудок должен одинаково переваривать всякую пищу, как мельница. Так и здоровому человеку следует быть готовым ко всякого роду событиям. А те, кто говорят: Мои дети должны остаться в живых, люди должны хвалить меня, я не хочу обсуждать негативные события, — подобны рту кромсающему пищу лишь на одной стороне, либо только мягкую пищу, или подобны желудку, желающему переваривать лишь лёгкую пищу”.

”Если убийство бобра было неизбежно, то лучшее — это не сожалеть, а начинать менять ситуацию“ — думал центурион. Однако сердце забилось сильнее. У центуриона не было много времени, чтобы раздумывать и нужно было принимать решение. Центурион видел как бобры ужа начинали грызть ноги скелета и не позволил себе думать дольше. Он разрубил острые края частокола и перепрыгнул к скелету. Бобры грозно стучали хвостами. Фавст выхватил свиток из рук скелета. Весь текст был на греческом и центурион симпровизировал, отталкиваясь от услышанного:

“Великие звери тяжёлой судьбы

Мех ваш и души оставьте себе!

Вы — боги леса и рек и воды

Строители дивных плотин, что рождаете зависть людей

На службу свою вы столетние древа взываете

А вольный ваш выбор свободной души

подальше от центров людской суеты

Никем из живущих и мёртвых не будет порушен!”

Когда бобры утихли и взгляд их потерял гневливость, центурион радостно и облегчённо вздохнул. Некоторое время все смотрели друг на друга в напряжении, звери о чём то перекликивались. Вскоре большинство бобров разошлось по своим делам, но к северу от центральной площади несколько животных что-то складывали из веточек. Скелет в это время покрыл череп руками и осматривался вокруг, присев на землю. Центурион прежде не видел скелета таким подавленным, казалось, что имей он плоть, слёзы бы вылились из него, как ливень. Двое же крупных бобров остались на площади и молча наблюдали за римлянином. Фавст же осторожно подошёл к скелету и слегка приобнял его, cел на корточки и пытался найти правильные слова.

Сам Фавст был шокирован речью скелета, потому что именно она вызывала ярость, а скелет, как ни в чём не бывало, продолжал читать. Если бобры понимали язык, то явно воспринимали его слова как оскорбления.

— Меня поражает, что я вижу скелета способного не только говорить, но переживать…Когда мы встретились ты был бодр и весел, что изменилось?

— …

Римлянин протянул скелету свиток и сказал:

— Реакция бобров на это?

Скелет медлил перед тем как ответить.

— Т..ты-ты их успокоил, но мне сказали прочитать так, как написано. Слово в слово и не переставать…А т-ты всё испортил…

Эйфория центуриона сменилась недоумением и злобой

— Кхм. ты специально хотел разозлить их? Был в сговоре со зверьём, чтобы устроить мне ловушку?!

— О-ох, н-нет! Если бы было нужно, то я бы оставил тебя в аиде…

Скелет поднял пустые глазница на центуриона и неловко засмееялся

— Тогда какого фавна?! Тебе нужно было прочитать свиток бобрам…точь в точь по написанному, но явился я и не дал им отгрызть тебе ноги?

— З-зевс его знает…но я бы не умер от них

Фавст оскалился, сжал кулаки и резко встал, чтобы немного пройтись покругу, громко подышать и успокоиться.

— Фууух. Нужно быть спокойным и не раздражаться. Фууух. Это лишь моя эмоциональная реакция и мои ожидания от мира. Фууух. Они не всегда согласаются с реальностью. Фууух.

Центурион позже вернулся к скелету и продолжил спрашивать

— Хорошо…Так, если верить твоим словам, то ты всё же прочитал написанное и… выполнил указ, так? — Пытаясь ободрить скелета, Фавст хлопнул того по плечу.

Покосив голову, скелет задумчиво ответил:

— Может быть, нооо…наверняка боги знают лучше…не нужно лишний раз гневить их…, — разводя звуки, отвечал скелет — мне нужно было прочитать именно так, как в с-свитке…теперь я не знаю…может быть я больше никогда и не встречусь с братом, А задание Зевс будет считать проваленным…. Я не должен был откланяться от текста…тем более нельзя было читать что то своё…а ты…

— Мы выясним это позднее, нет смысла переживать сейчас. Ты же не знаешь наверняка? Ну, или у богов просто очень дурной юмор, — центурион улыбнулся и ещё раз хлопнул скелета по плечу.

— С-скорее мы плохо следуем их наветам…

Спустя время, скелет пытался встать и зашагать прочь из поселения, но чуть не упал. Его и без того неуклюжая и тяжёлая походка ещё и дополнилась хромотой на одну ногу.

Фавст успел схватить скелета и удержать его

— Ахх! Ты как? Можешь идти?

— Я не чувствую боли, конечно могу. Только придётся привыкать к хромоте.

— Зато остановив конец