«Ого! Пришел мой час, – подумал он. – Ну-ка, отойдем на пару шагов, чтобы им было хорошо меня видно…»

Он с удовольствием ввязался в побоище… Да разве это была драка? Для опытного бойца (а он был очень опытным бойцом) – не страшнее игры в песочек… Но он с удовольствием уклонялся от ударов, раздавал удары сам, стараясь при этом сделать так, чтобы со стороны это выглядело более чем устрашающе, но увечий серьезных не вызывало. Умения, которым неоткуда взяться у простых обывателей, позволяли ему следить и за теми, кто, перешептываясь, сидел за ближайшим столом, кто вот уже какое-то время со всевозрастающим интересом следил за ним.

«Попались, голубчики… Готов поспорить на что угодно, что сейчас первый советник встанет из-за стола и позовет меня поболтать… О том о сем…»

Он ухмыльнулся и нанес ужасной силы удар в челюсть ближайшему к нему сопернику. Тот взлетел словно птица и упал спиной прямо на стол заговорщиков.

«Ну вот. Так даже лучше… – Он огляделся с самым кровожадным видом, но соперников больше не увидел. – Пора уходить… Иначе они поймут, что я напрашиваюсь сам!»

Он отряхнул руки и стал выбираться из драки, все еще бушующей вокруг. Один шаг, другой… Мимо просвистела деревянная скамья…

«Да они тут живут со вкусом, – подумал он. – Нет, все, прочь отсюда…»

Он сумел сделать еще целых два шага. И в этот миг его потянули за рукав.

– Прости, уважаемый, что беспокоим тебя…

– Ну, чего надо?

«Тихо-тихо… Не переборщи, дурачок».

– Мы стотысячно просим у тебя, уважаемый, прощения… Но мы бы хотели побеседовать с тобой… Преломить хлеб как добрые приятели. Не часто встретишь в нашей спокойной стране такого удивительного человека, как ты…

«О да… Такого, как я, действительно дано встретить не каждому… Такого, каким я кажусь сейчас».

– Да ладно. – Он опустил глаза, пытаясь показать, как сконфузили его слова первого советника. – Хлеб преломить – дело хорошее. А вот болтать я не мастак. Так что простите меня, добрые люди, пойду я, а вы уж беседуйте…

– Но… – Первый советник пытался остановить его. – Тогда, быть может, ты просто побудешь среди тех, кто преклоняется перед твоими талантами…

«Ага… попались».

– Да какие там таланты… Так, веселая драчка. Ну да ладно уж, присяду ненадолго.

– Вот, друзья мои! – Первый советник сиял, будто только что получил награду от самого повелителя всех правоверных. – Это мой друг по имени…

«Эх, ты… Друг! А имя-то спросить забыл… Заговорщики… О Аллах всесильный и всевидящий, должно быть, долгие годы спокойствия стерли из их памяти и то, как надо устраивать заговор, и даже то, как надо разговаривать с драчливыми иноземцами… Сопляки, хоть и мудрецы дивана!»

– Жаком-бродягой меня зовут люди, – проговорил он и поклонился. – Ваш приятель сказал, что вы хотите мне рассказать, как здорово я дерусь… Так вот, это лишнее – дерусь я так себе, как все в нашей деревухе…

– Но ты же раскидал этих наглецов как игрушечных!

– А что ж на них – смотреть надо было? Ручки целовать? Подумаешь, несчастный парень украл ломоть хлеба… И теперь его за это в ваш зиндан кидать, да?

– Но это же противозаконно!

«Ого, кади, ты решил вспомнить о законах… Да, интересная у вас тут компания подобралась. Добрая, как гнездо кобр. Ну ничего, голубчики, каждый из вас получит по заслугам!»

Он опустил глаза и посмотрел на свои кулаки.

– Противозаконно, говоришь, дядя?

Кади замолчал, хотя куда вернее было бы сказать, что он заткнулся. Очень уж ему не понравилось выражение лица этого дюжего детины. Да и шрам через все лицо говорил о том, что тому не привыкать ни к дракам, ни к судьям. И что понятия о законах и законности у него весьма далеки от принятых в маленькой, но гордой стране Аль-Миради.

– Прости нас, уважаемый Жак-бродяга. Мой приятель просто хотел сказать, что он не одобряет решения споров в кулачном бою.

Лжефранк снова ухмыльнулся, теперь постаравшись добавить чуточку доброты.

– Да куда ему. Он же хлипкий, ему и минуты против настоящего борца не выстоять. Вот он и не одобряет. Ничего, дядя, если тебя обидит кто, ты мне свистни… Слово Жака, приду и всех в капусту изрублю.

– Благодарю тебя, уважаемый, – поклонился кади, несколько уязвленный словами о том, что он «хлипкий» и что не выстоит против настоящего борца. Ведь некогда кади, тогда еще только ученик медресе, выступал на борцовских соревнованиях. А потому считал, что и посейчас его умения при нем.

– Да всегда с нашим удовольствием…

«А с каким бы удовольствием я тебя приложил!.. Жаль, что в диване драться нельзя…»

– А скажи нам, достойный Жак-бродяга, – заговорил первый советник, – чем занимаешься ты в нашем прекрасном городе?

«Ну наконец! Я уж думал, что он никогда не решится…»

– Учитель я. Учитель изящных искусств…

– Ты? – изумился молчавший до этого мгновения попечитель заведений призрения.

«Почему, о Аллах всесильный и всевидящий, почему – изящных искусств?! Почему я не сказал, что учу детей борьбе? Или что пеку хлеб? О мой язык… Воистину, от тебя мне больше неприятностей, чем от всех врагов мира…»

– Почему это тебя так удивило, старичок?

«Какое все же удовольствие иногда говорить гадости вслух и знать, что наказания не последует… Никакого и никогда».

– Ну, – замялся уважаемый Ахматулла, – ты такой крупный, сильный, красивый…

«Эге, дядя… Да ты, похоже, вовсе не женщин любишь… Должно быть, права была молва, давно твердившая о твоих странных похождениях».

– Спасибо тебе, старичок, на добром слове. Да, я учу изящному искусству. Ибо у нас дома умелое обращение с оружием давно считается высоким искусством. Я же некогда был подмастерьем у кузнеца, я знаю характер каждого клинка, его особенности. И потому, простите мне такую похвальбу, уважаемые, смело называю себя учителем изящных искусств.

Он увидел, что изумление на их лицах сменилось облегчением. Да, высокое искусство обращения с оружием прекрасно соответствовало их недобрым намерениям.

– Ты учитель… Это замечательно! Братья, это воистину более чем прекрасно. Ибо теперь мы сможем почтенного Жака ввести в диван как человека ученого, как наставника молодых! Нам вовсе не нужно говорить, чему именно он учит детей. Он просто учитель…

– Постой, уважаемый Саддам. Наш достойный собеседник еще ни на что не согласился. А ты уже решаешь, как будешь лгать высокому собранию, – остановил его первый советник вполголоса.

Кади умолк, да и за столом повисла неловкая пауза.

«О, я болтливый ишак! Неужели я действительно проиграл?»

И он попытался встать из-за стола.