Сара чувствовала, как под мышками выступает и скапливается пот. Ее элегантный кисейный наряд прилип к телу.

— Э-э-э… я…

Донован легонько оттеснил ее в сторону и придвинулся ближе к микрофону. Блеснули в улыбке белые зубы.

— Она вспоминает прошлую ночь.

По толпе прокатился добродушный смешок. Женщины радостно заулыбались, словно он флиртовал, с ними. На лицах мужчин тоже появились улыбки — сдержанные, заговорщические улыбки одобрения.

Когда смех утих, Сара набрала полные легкие воздуха.

— С огромным удовольствием…

— Говорю же вам, она вспоминает прошлую ночь, — вставил Донован.

Опять раздался смех.

Неужели они не видят, насколько он фальшив? Неужели не замечают его заученной улыбки? Его неискренности? Неужели он кого-то может ввести в заблуждение? А с другой стороны, чему удивляться? Ведь было время, напомнила себе Сара, когда она сама была введена в заблуждение.

— Я хочу представить вам председателя Фонда Адриана Вудхауза. “Трусиха, трусиха”. Рядом с ней появился Адриан Вудхауз:

— Благодарю вас, моя дорогая.

Донован свел ее с возвышения, поддерживая под руку.

“Трусиха, трусиха”.

Когда они вернулись к столу, Сара не села. Вместо этого она взяла свою сумочку.

— Ты куда? — подозрительно покосился на нее Донован.

Неужели только она одна различает угрозу в его голосе?

— В туалет. Я сейчас вернусь.

“Трусиха, трусиха”.

Он дал ей пройти. Но хотя его рука разжалась, в глазах читалось грозное предупреждение.

Дамская комната была пуста.

Сара стянула перчатки, повернула кран и прижала смоченные холодной водой ладони к пылающим щекам. Руки у нее тряслись. Она изо всех сил стиснула кулаки, чтобы унять дрожь.

Она была трусихой.

Она заслуживала Донована.

Обсушив руки, Сара открыла свою вечернюю сумочку и принялась рыться в ней — помада, бумажные носовые платки, пудреница, — пока ее пальцы не нащупали пузырек с лекарствами, с которым она никогда не расставалась. Все еще трясущимися руками Сара отправила в рот две таблетки и запила их холодной водой прямо из-под крана.

Потом она завинтила пузырек и бросила его обратно в сумочку. Вцепившись руками в раковину, она закрыла глаза. “Я не хочу возвращаться туда, не хочу…”

— Славная вечеринка?

Ее глаза открылись. Сердце у нее упало.

Из зеркала на нее смотрело ее собственное бескровное лицо. А позади, прямо за ее плечом, стоял мужчина из отеля “Ренессанс”. Как его звали? Нэш. Нэш Одюбон.

Она медленно обернулась, стараясь сдержать бешено колотящееся сердце.

Его лицо! О боже.

Должно быть, она поморщилась, потому что он спросил:

— Не слишком приятное зрелище?

Одюбон подошел ближе, вытащил из раскрытой сумочки пузырек с лекарством и взглянул на этикетку.

— “Дарвон”. — В его голосе не было даже удивления.

На нем был черный фрак с “ласточкиным хвостом”, но вместо фрачных брюк он надел застиранные чуть ли не до белизны джинсы, а вместо лакированных башмаков — чрезвычайно заношенные белые кроссовки.

Он вращал пузырек в руках, пока не дошел до напечатанного оранжевой краской предупреждения об опасности превышения дозировки.

— Сильная вещь. Запейте ее парой стаканов неразбавленного виски, и можете садиться за штурвал.

Сара выхватила флакончик из его пальцев, бросила ее в сумку и попыталась протиснуться мимо него.

Он загородил ей дорогу.

Она сделала шаг влево.

Он тоже.

Она сделала шаг вправо.

Он тоже.

Сара знала, что ей бы следовало испугаться, но не чувствовала страха. После Донована — чего ей еще бояться?

— Что вам нужно? — спросила она.

— Хотел показать вам вот это. — Нэш указал на свой заплывший глаз и распухшую губу. — И вот это. — Он провел пальцем по скуле. — Пять швов.

А она-то тут при чем?

— Вы сидите в своей башне из слоновой кости и отдаете приказы, не задумываясь о последствиях. — Одюбон вытащил из-за пояса джинсов полы белой фрачной рубашки с гофрированной грудью и быстро расстегнул пуговицы, обнажив огромный синеватый кровоподтек на боку. — Вот это и есть последствия. — Он прижал руку к груди. — Я — это последствия.

И тут до нее дошло.

Донован.

Это Донован приказал его так отделать.

Ее горло свело судорогой. Ей нечего было сказать. Был у нее шанс, но она его упустила.

“Трусиха, трусиха”.

Сара почувствовала подступающие слезы и вновь попыталась протиснуться мимо Нэша, оттесняя его плечом. И опять он загородил ей дорогу, но на этот раз заставил ее отступить к стене. Он прижимал ее к стене всем телом, удерживал руками. Она видела, как бьется жилка у него на шее. И вот теперь ей стало страшно. Она отвернулась и крепко зажмурила глаза, ожидая, что вот сейчас он ударит ее по лицу.

— Посмотрите на меня. — Нэш слегка встряхнул ее. — Посмотрите хорошенько.

Сара ощущала жар его обнаженной груди, чувствовала силу его рук, стискивающих ее плечи. Потом она почувствовала его пальцы у себя на шее, где отчаянно бился пульс, на подбородке… Он повернул ее лицо к себе.

— Смотри на меня, черт бы тебя побрал! — громко прошептал Нэш.

Она открыла глаза. Его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. Она различала причудливый рисунок радужной оболочки его глаз. Синева этих глаз оказалась глубже и ярче, чем ей запомнилось после первой их встречи.

— У меня такая же кровь, как у вас, — сказал он. — Я точно так же чувствую боль.

“Он думает, что это я приказала его избить, — догадалась Сара. — Какая нелепая мысль!” Как будто у нее есть такие возможности! Как будто она способна на такое! До чего же слепы мужчины…

Он неожиданно отпустил ее подбородок. Сара отшатнулась, вновь закрыла глаза, вновь напряглась, готовясь принять удар.

Удара так и не последовало. Вместо этого Нэш, снова взял ее за плечи. Крепко, но не больно.

— Вы нажили себе врага, — сообщил ей Нэш невозмутимо вежливым голосом. — Куда бы вы ни отправились, что бы вы ни делали, я с вас глаз не спущу.

Сара открыла глаза и вздернула подбородок. Это был трюк, которому она научилась, чтобы губы не дрожали.

— Есть закон, ограждающий от преследования.