После моста Блэкфрайерз река немного расширяется и отклоняется к югу. Пейзаж меняется и становится более жизнерадостным. Зелень, окружающая Тэмпл, прекрасные пропорции здания библиотеки, благородные линии Сомерсетского дворца — все приносит глазам долгожданный отдых. Слева и справа виднеются башни и колокольни, которые помогают оценить размеры огромного города, из центра которого они устремляются в небо. За мостом Ватерлоо, который старый Дюпен, не отличавшийся восторженностью, называл памятником, достойным Сесостриса[26] и римских императоров, все здания внезапно приобретают современные очертания, столь же отрадные, сколь неожиданные. Со всех сторон возвышаются крупные памятники: это и Шот-Тауэр, и пивоварня Лайон, и целый район братьев Адельфи[27], и острая крыша международной гостиницы «Черинг-Кросс», большой Южный вокзал, недавно построенная грандиозная больница, сады Уайтхолла, с которыми теперь в сердце каждого англичанина связано имя сэра Роберта Пила[28], и, наконец, главная башня Вестминстерского аббатства, дворец герцога Баклей и роскошное здание парламента. Разумеется, кое-какие детали могут вызвать нарекания, архитектура и строительство часто давали нам более совершенные образцы творений рук человеческих, но в целом картина поражает.

Куда бы вы ни смотрели, на восток, на запад, на север или на юг, везде открывается поистине прекрасная панорама… Темза и ее берега — это смешение старого и нового, они счастливо соседствуют друг с другом и радуют глаз; воспоминания о прошлом соединяются, но не путаются, и везде видны следы ушедших столетий, оставленные на земле, которая познала немало глубоких перемен.

Собор Святого Павла

Напротив Дома парламента, чьи крупные и благородные линии выглядят по-настоящему величественно, темнеют стены Ламбетского дворца, выстроенного по приказу папы архиепископом Бонифацием во искупление грехов. Развалины башни Лолларда — и было бы ошибкой перестроить их на современный лад — создают весьма живописный эффект. Между Вестминстером и Воксхоллом и глаза, и мысли печалятся при виде мрачных стен Миллбэнка, который можно назвать лондонским Мазасом[29] и который уже много лет считается образцовой тюрьмой и идеалом исправительных заведений Объединенного Королевства.

Суда на реке встречаются все реже и реже, но до самогоВоксхолла виднеются по обоим берегам высокие заводские трубы. Здесь, между Вестминстером и местом, где в далеком прошлом аристократы встречались на рыцарских турнирах и конных состязаниях, сосредоточились необходимые, но малоприятные производства: здесь делают костяной уголь и свечи. И как ни пытаются укрыть эти предприятия от наших глаз, их выдает тошнотворный запах.

Торговый дом в Сити

Дойдя до Челси и Бэттерси, мы наконец избавляемся от заводского дыма и шума. Берега светлеют, все чаще попадаются деревья, трава и цветы. Чувствуется, что здесь пространство отмеряется каждому уже не так строго. Дома превращаются в коттеджи и загородные домики, окруженные садами. Все это очень мило… но это уже не Лондон, а Лондон является единственной целью нашего паломничества.

Справедливо говорится, что Лондон — это не просто город, а объединение нескольких близлежащих городов, связанных между собой теми отношениями, которые рождает близкое соседство, а по сути очень разных. Порою трудно поверить, что речь идет об одном и том же народе, об одной и той же стране. Возможно, нигде на земном шаре не найдется второго примера такой сильной диверсификации на таком узком пространстве. Это противоречие бросается в глаза даже тем, кто не отличается проницательностью. Берега Темзы и Сити — это лихорадочная активность торговли и промышленности; Риджентс-стрит иРиджентс-кводрент — средоточие дорогих магазинов; Сент-Джайлс предлагает исключительно трактиры, нищету и грязь; Вест-Энд — парки и дворцы; квартал Белгравия состоит исключительно из роскошных, монументальных и величественных зданий. В этих благородного вида домах, расположенных рядом с площадью Белгравии иИтона, на землях, принадлежащих маркизу Вестминстерскому, одному из богатейших людей в мире, мы найдем цвет английского дендизма и аристократии. Одного вида этих прекрасных зданий достаточно, чтобы понять, как велико состояние и высоко социальное положение тех, кто в них живет. Расположенная рядом с Белгравией лощина Бромптона дарит слабым легким — а таких в Англии немало — свой влажный и теплый воздух. Тайберния возникла недавно, между 1839 и 1850 годом, и разрослась так же быстро, как население Лондона. Построенный в одно время, с одной целью и под влиянием определенных идей, весь квартал Тайберния отличается изысканностью и благородством. Единственное, в чем можно его упрекнуть, так это однообразие. Здесь много красивых площадей, разделенных просторными улицами, полными воздуха и света, дома высокие и величественные. В них живут люди свободных профессий, богатые торговцы и семьи, чье положение я охотно назвал бы промежуточным, потому что они находятся посередине между миром коммерции и высшим светом. Но все улицы на одно лицо, все площади похожи одна на другую, дома копируют друг друга… так же как и люди.

Архитектура района Пимлико пошловата и при этом претенциозна, вокруг площади Рассела она выглядит комфортабельно и буржуазно, в Ислингтоне она более скромна и благочестива, как говорят англичане, которые очень любят эпитеты, заимствованные из словаря проповедников.

Рядом с Риджентс-парком и площадями Портленда, Манчестера и Кавендиша, где живет в основном средний класс, еще встречаются красивые дома. Но чем дальше уходишь на восток, тем меньше следов хорошего вкуса. На юге от Риджентс-парка, поблизости от площадей Лейчестер и Хеймаркет, находятся не слишком респектабельные кварталы, там селятся иностранцы, плохо знакомые с лондонскими нравами, а те, кто хочет надолго обосноваться в этом большом городе, завязать серьезные отношения с англичанами и завоевать прочную репутацию, их сторонятся.