отвлекайся: что на что он меняет?

– Ну так… – астем явственно растерялся. – Что мы по болотам собираем, то и меняет: гнилушки-огневушки, мух, почки да кору со смерть-деревьев, синих червяков… ими хоть дерево, хоть лозу натри – крепче камня становятся. – астем покосился на выпиленный в палубе люк. – Так и знал, что Ашша свою лодку не по правилам делала… ну да где ей…

– Где ей отвлекаться, когда она твой сломанный нос лечила. – в тон подхватил Тат и по растерянной физиономии астема понял, что угадал. – А ты помочь и не подумал, верно?

«Вот и замечательно, что не подумал. А то начал бы я в палубе люк делать, а ее никакой нож не берет»

– На что меняет? – поторопил Тат, пока астем переваривал совершенно новую идею: делать что-то вместо Ашши, пока та лечит.

– На что надо. Правда, на что нам надо – на то и меняет! – взвыл астем, получив кулаком по ребрам. – Иголки там… нитки… ткани…

– А где? – вкрадчиво поинтересовался Тат.

– Только он и знает. – откликнулся астем. – Уносит… приносит… Всегда сам ходит: ну так он вон какой здоровый, любой груз утащит.

– Вот как… – пробормотал Тат, наблюдая как мрачный энатокет забирается обратно в лодку. Мрачно скривившись, кинул Тату под ноги мешок. – Ашша! – негромко позвал тот.

Словно ею выстрелили, старая никса вылетела на палубу и кинулась к раненому.

– Вжик! – повязка развалилась под ударом ножа. Ашша расстроенно цокнула языком. – Митроха! Тащи жабу!

Выскочивший следом Митроха уже нес на вытянутых руках бочонок. Ашша запустила руку, вытащив наружу угольно-черную жабу с ярко-оранжевыми бородавками. Перевернула, стиснула обеими руками скользкое жабье тельце, так что глаза жабы выпучились еще больше – из бородавок на кровоточащую рану брызнула жидкость – рана зашипела, забурлила, извергая темный то ли гной, то ли проникший в рану яд.

– А ведь жабу такую прокормить – тоже, небось, не просто. – задумчиво пробормотал Тат и принялся осматривать принесенные припасы. Выгреб из коробки горсть розовых червей – от них больше всего сил прибавлялось –и закинул мешок за спину. Жуя на ходу, вернулся к астему.

– Ты ж Ашшу накормить хотел? – издевательски прищурился тот.

Тат только окинул этого заботливого долгим насмешливым взглядом.

– Я тебе дам понюхать. Потом. Когда отработаешь. – пообещал он и кивнул на болото. – Пошли!

– Куда? – опешил тот.

– Узнаем, куда ваш Быкоголовый ходит. – и прежде, чем астем успел дернуться, прижал к его животу прихваченный с палубы нож. – Рот… в смысле, нос закрой и топай в челнок. Вы, астемы, след и на воде возьмете, лучше любых псов. – и спихнул астема в привязанный у лодки узкий челнок.

Оглянулся – энатокет держал отчаянно дергающегося человека, а Митроха с Ашшей склонились над его рукой. Промедлил мгновение… тряхнул головой… и спрыгнул следом.

– У меня нос сломан. – хмуро напомнил астем. – А Быкоголовый мне потом его из-за тебя еще раз сломает.

– А я тебя так просто убью. Сейчас. Ну или попозже – если не найдем. – равнодушно пообещал Тат. – Так что жить хочешь – греби и нюхай!

Астем насупился еще больше и оттолкнувшись шестом, направил лодку к колышущейся вдалеке стене тумана.

Сейчас

Туман колыхался вокруг, будто стена из киселя – молочного, но с ягодами – потому что время от времени его расчерчивали яркие цветне прожилки: малиновые, оранжевые, чернично-синие… И тут же тонули в дышащей ледяным холодом непроницаемой белизне. Иппокризия обхватила себя руками за плечи, радуясь тому, что под рубашкой у нее тихонько пульсирует теплом гнилушка-огневушка.

– Зато цвет лица улучшится. – хмыкнул Татльзвум и в ответ на непонимающий взгляд Кризы очень серьезно пояснил. – Увлажняет, говорят, туман. Разлить бы по бутылкам – стоило б не меньше, чем заживляющая мазь на тертых мертволесских мухах.

– Мазью… на мухах… мертволесских… – только и могла повторить Криза. Мертволесские мухи – это болезнь, боль и смерть по всему Ирию, это… Какая еще заживляющая мазь?

– Отличная. – ответил Татльзвум – видно, последние слова она выпалила вслух. – Опухоли вытягивает. У нас тут много еще чего любопытного есть. – искушающе продолжал он. – И я даже дам тебе попробовать… если ты, конечно, сделаешь, что мне нужно.

– Я… Ты… – страдальчески пробормотала Криза и смолкла. Ну и что отвечать? Что она действительно понятия не имеет как вернуть ему драконий облик? И пусть убивает, Шешу с ним? Теперь, когда ей больше не грозила боль и издевательства, спокойно ждать смерти на рассвете не получалось: отчаянно, до слез, до крика хотелось жить! Кинуться на Татльзвума, молотить его кулаками, пинаться, орать: «Отпусти меня, слышишь, отпусти!» И он бы даже… отпустил. Если бы они сторговались. Криза ему – драконий облик, а он ей – то самое «много любопытного», которое упоминает так вскользь и небрежно, явно заставляя ее гадать: что же там еще такое? Только вот товара для этой сделки у нее нет: она разработала способ лишить дракона крылатого облика, но никогда не задумывалась как вернуть обратно. И от того пинаться и орать хотелось еще сильнее.

– Вот как… – прошелестело совсем рядом и Криза с испуганным вскриком отпрянула. Непонятно как, только что стоявший на корме Татльзвум оказался рядом – будто перенесся вместе со скользнувшей вдоль борта струйкой тумана. И теперь глядел на Кризу в упор жутко фосфоресцирующими глазами. – Значит, и правда не знаешь.

– Ты… Ты больше не похож на своего брата Айтвараса. – вдруг словно впервые увидев его лицо, выдохнула Криза. Через щеку Татльзвума тянулась белая ниточка шрама – раньше ее не было. Еще один шрам красовался в углу глаза, и третий – на виске. – А как же заживляющая мазь на мухах?

– Ну знаешь, за пять дней – по-моему, неплохой результат! – возмутился Татльзвум, проводя кончиками пальцев по лицу.

– Пять… – непонимающе начала Криза и вдруг вскинулась. – Ты хочешь сказать, что эти шрамы ты получил пять дней назад? Пять? Врешь!

– Обвинять во лжи истинного дракона Лун, сына Матери нашей Владычицы? – прошипел Татльзвум так знакомо, что Криза вздрогнула. – Не много ли на себя берет человечка, из милости принятая в Пещерах?

И вот тут Криза поняла, что с нее довольно.

– Милоссссти? – зашипела она в ответ. – Я – принята в Пещерах из милости? Как же ты мне надоел, Татльзвум Ка Рийо, со своим безголовым высокомерием! – она вскочила, узкий челнок резко качнулся, едва не черпая бортами туман, Татльзвум зашипел, но Кризе было все равно. – Как ты мне невозможно, до тошноты, надоел за последнюю сотню лет! Да в ваших Пещерах жить нормально начали только