Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он спросил:
– Вероятно, вы не раз бывали в Лувре?
Я ответил:
– В Лувре я бывал, наверно, раз пять-шесть.
Мне подумалось, что надо бы сказать, что я знаком и с его искусством. Потому сразу и перевел разговор на эту тему:
– Однако я бывал и в Музее современного искусства. Там видел и ваши картины. В частности, мне очень понравился написанный вами портрет своего отца. Этот портрет выполнен в реалистической манере и очень к себе располагает любителя живописи.
– Да, – сказал Пикассо, – я писал портрет с любовью. Манера его исполнения – неоклассическая, как ее называют сейчас. Но с тех пор многое изменилось, в том числе и я сам как художник.
А в конце разговора мы как-то непроизвольно вернулись к той теме, которой уже касались в ходе нашей беседы.
– Знаю, – сказал Пикассо, – что в Советском Союзе меня в общем-то уважают. Вероятно, скорее мое имя. Но мои картины – не особенно. Думаю, со временем положение может измениться.
Я решил не углубляться в эту тему. Доказывать, что его искусство любят в Советском Союзе, не подходило, звучало бы фальшиво.
К сожалению, действительно его творчество в нашей стране знакомо мало. Хотя сам художник широко известен и тем, что еще в годы войны вступил в компартию, и своим всемирно известным «Голубем мира» – эмблемой движения против войны, и тем, что он – лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» как видный общественный деятель и борец против милитаризма.
Мы распрощались с художником, тем более что вся наша группа уже находилась где-то у выхода. После того как я пожал ему руку, он заметил:
– Пикассо может быть только Пикассо, и никем другим.
Да, до последнего вздоха он представлял собой человека с характером, о чем свидетельствует не только его творчество, но и антивоенные взгляды. Он любил жизнь и боролся за нее. Одним словом, Пикассо оставался до конца самим собой – человеком, художником, гражданином.
…Прошло время, и однажды во время официального визита министр иностранных дел Франции Ролан Дюма привез мне из Парижа сувенир.
– Знаю, что вы – любитель живописи, – сказал он, – и передаю вам эту картину Пикассо. Раньше не представился случай это сделать.
Пикассо умер в 1973 году, а наш разговор с Дюма происходил уже добрый десяток лет спустя. Он передал мне «Голубя мира» Пикассо. В углу картины стоит номер тридцать два. Номер художник ставил тогда, когда его просили повторить и снова нарисовать тот же полюбившийся людям шедевр. Он писал его еще и еще, проставляя на очередной картине последующий номер.
Таким образом, у меня дома висит тридцать второй оригинал знаменитого «Голубя мира».
При посещении Франции приезжий всегда осматривает дворцово-парковый ансамбль Версаля, который в свое время служил главной резиденцией французских королей, а впоследствии превратился в Национальный музей. Этот замечательный памятник французского зодчества XVII–XVIII веков настолько тесно связан с историей страны, что уже одно упоминание о нем вызывает эмоции у собеседника-француза, независимо от того, кем он является: политическим деятелем или ученым, рабочим или крестьянином, писателем или священником, студентом или артистом. На его лице нетрудно сразу же уловить удовлетворение тем, что вы посетили Версаль и знаете о месте, занимаемом им в сердце француза. Именно здесь, в Версале, в августе 1789 года Учредительное собрание страны приняло Декларацию прав человека и гражданина.
Великая французская революция вымостила дорогу для класса буржуазии и нанесла смертельный удар по феодальным порядкам, феодальному социальному строю, час которого пробил. Во Франции еще оставались императоры и короли, но у власти оказался уже класс буржуазии. Он и стал ее настоящим монархом.
Во время Франко-прусской войны 1870–1871 годов Версаль находился в руках немцев, и в бывшем королевском дворце помещался прусский Генштаб. В январе 1871 года в этом дворце был коронован германский император Вильгельм I. В том же году в дни поражения Парижской коммуны контрреволюционное Национальное собрание и правительство Тьера организовало здесь расправу над героями-коммунарами. 28 июня 1919 года в Зеркальном зале дворца страны Антанты и побежденная Германия подписали Версальский мирный договор.
В комплекс Версаля входят дворцы – Большой Трианон и Малый Трианон с прилегающими к ним парками. Их история очень интересна.
В 1717 году в Большом Трианоне побывал Петр I. И наверно, есть основания утверждать, что строительство в Петергофе знаменитого дворцово-паркового ансамбля с его фонтанами началось под воздействием того впечатления, которое произвело на русского царя великолепие Версаля.
Приведу попутно любопытный факт. Недавно советские реставраторы производили соответствующие работы в одном из принадлежащих посольству СССР в Париже зданий, которое находится на улице Гренель. Они высказали предположение, что Петр в период своего пребывания во французской столице посетил это здание и, видимо, высоко оценил его архитектуру и отделку.
Такое предположение основывается на том, что художник по интерьеру и помощник архитектора, работавшие на строительстве особняка, оказались позднее в Санкт-Петербурге и участвовали в отделке Зимнего дворца.
Что же до Большого Трианона, то там в настоящее время располагаются гостевые апартаменты для глав иностранных государств, прибывающих во Францию с официальными визитами. Во время одной из советско-французских встреч на высшем уровне и мне, входившему в состав делегации СССР, довелось воспользоваться гостеприимством хозяев и провести в этом дворце трое суток.
Свой век Жозефина – первая жена Наполеона – доживала в роскошном замке Мальмезон, который ей подарил император. Последний любил раздавать направо и налево подарки, причем в виде дворцов, замков и даже тронов.
В 1814 году, когда головокружительной карьере императора-авантюриста пришел конец, Жозефина была тяжело больна. После вступления в том же году русских войск в Париж Александр I нанес ей визит в Мальмезон. Это был своеобразный «рыцарский» жест, отвечавший характеру и складу ума российского венценосца.
История не сохранила содержания разговора между Жозефиной и императором могучей Российской державы, повергнувшей империю Бонапарта. А возможно, ничего примечательного и не было сказано. Мысли Александра больше привлекала Франция, чем Жозефина.
В Мальмезоне, где жила и скончалась бывшая императрица, ей установили памятник.
Мальмезон – фактически единственный музей Наполеона во Франции, не считая музея на Корсике. Подобное обстоятельство до некоторой степени вызывает удивление, учитывая, что многие французы и теперь боготворят знаменитого корсиканца.
Достаточно провести в Париже два-три дня, чтобы почувствовать, что тень Наполеона из далекого прошлого витает и над современной Францией.