По мнению Шульмана, Sotheby’s и Christies продадут вам интересующие вас вещи по «лучшим ценам» (так и написано. – Е.Ч.). Даже приводится пример: Шульман готов был заплатить за одну безделушку до 2000 английских фунтов, а она досталась ему всего за 900. Из теории игр хорошо известно, что победитель аукциона, как правило, переплачивает, а покупка по цене ниже, чем максимальная цена покупателя (ее в теории игр называют «резервной ценой»), ни о чем не говорит – покупатель мог переоценить ценность произведения искусства. Известно также, что Sotheby’s и Christies – самые дорогие места, где можно купить предметы искусства. Скорее всего, с оценкой «безделушки» Шульман просто ошибся.

Некоторые аргументы в пользу тех или иных вложений не выдерживают критики. Так, по мнению Шульмана, «земля представляет собой первичную и конечную форму богатства… По мере того как растет население земли, площадь на одного человека падает и ее цена должна расти» [Shulman 1973, p. 156]. Это аргумент из разряда «нефть будет только дорожать». На самом деле такой вывод не очевиден. Раньше небоскребов не строили, а теперь строят, сельское хозяйство стало гораздо более интенсивным и т.п. К тому же хорошо известно, что в среднем цена недвижимости в мире в сопоставимых, то есть с учетом инфляции, ценах не растет в течение столетий. Иными словами, цена дома и земли и в XVII веке, и в XXI остается неизменной в натуральном выражении. Исключений крайне мало. Таковым не является даже Манхэттен: он был куплен голландцами у индейского племени в 1624 году за украшения и одежду, которая оценивалась тогда примерно в 24 доллара. По подсчетам одного финансового журналиста, в 1972 году всю землю на Манхэттене можно оценить примерно в 12,4 млрд долларов, а если бы индейцы инвестировали 24 доллара под 7%, то они получили бы 225 млрд [Smith 1973, p. 188]. Это больше, чем стоимость земли Манхэттена, почти в 20 раз! Кроме того, землю можно ведь купить и по завышенной цене. Как определить, что цена конкретного участка справедлива?

Все же книга «Каждый может заработать миллион», несмотря на то что автор многое недоговаривает, захватила умы читателей, правда, не в той степени, как произведение Дарваса. Второе издание вышло в начале 1973 года – в аккурат на пике пузыря. На фоне неблагоприятного для американцев развития событий в войне во Вьетнаме и Уотергейта в 1973–1974 годах случилась одна из худших рецессий на фондовом рынке США за всю ее историю. Медвежий рынок начался в январе 1973 года и длился по декабрь 1974-го, то есть почти два года. Индекс Доу-Джонса упал на 45%. Те, кто поспешил последовать советам Шульмана, были обречены на потери. Так всегда бывает: кто-то пишет о том, как он заработал на растущем рынке, люди начинают следовать советам, рынок разворачивается, и они теряют. Мораль: всерьез рассматривать можно те стратегии, которые показали свою выживаемость на длинном временном интервале, затрагивавшем и медвежий рынок. Лучше всего, если их эффективность доказана статистически, отдельные примеры удачных вложений – не в счет. Они сродни рассказам мачо, увлекающегося рыбалкой, о том, какую большую рыбу он поймал: как говорилось в одном анекдоте, одна фотография весила 25 килограммов! К сожалению, ближе к реальности другой анекдот про рыбалку: «Я, когда рыбачу, если поймаю маленькую рыбку, выбрасываю ее обратно; а если большую – складываю в баночку из-под майонеза».

Еще один финансовый бестселлер того же времени – вышедшая в 1972 году книга «Сотрясая денежное дерево. Как найти новые возможности роста в обыкновенных акциях» («Shaking the Money Tree. How to Find New Growth Opportunities in Common Stocks») Уинтропа Ноултона (Winthrop Knowlton) и Джона Фюрса (John Furth). Фюрс отвечал за инвестиционное консультирование в банке E.M. Warburg Pincus, Ноултон же был аналитиком в брокерской конторе средней руки, затем находился на госслужбе, а на момент выхода книги возглавлял очень известное издательство Harper&Row, специализировавшееся на финансовой тематике и существующее и по сей день.

Авторы говорят о себе, как о людях, у которых в совокупности имеется 27 лет опыта финансового консультирования инвесторов в фондовый рынок и которые уже наделали множество ошибок [Knowlton, Furth 1972, p. xiii]. Такие заверения очень действенны и вызывают у читателя чувство доверия. Я вспоминаю один исторический роман, где главным действующим лицом был прусский король Фридрих II. Он подыскивал себе нового врача и выбрал того, который на вопрос «многих ли людей вы погубили своим лечением?» ответил: «Мое кладбище полным-полно». Видимо, Ноултон и Фюрс рассчитывают на этот же эффект.

Как я упоминала во введении к первой части, некоторые книги потому и становятся бестселлерами, что нет дыма без огня – в них есть зерно истины. Совершенно пустая и «неправильная» книга читательского отклика не нашла бы. Это в полной мере относится и к «Сотрясая денежное дерево». Книга действительно неплохая и очаровала даже некоторых матерых профессионалов. Так, Бартон Биггз (Barton Biggs), известный американский аналитик, долгое время занимавший пост главного стратега инвестиционного банка Morgan Stanley, называет «Сотрясая денежное дерево» «абсолютно превосходной» (это не плохой перевод, так он выражается) книгой об инвестировании в растущие акции. С некоторыми идеями, изложенными в ней, нельзя не согласиться.

Так, авторы со скепсисом относятся к распространившемуся убеждению, что инвесторы могут стабильно зарабатывать на акциях 15–20% годовых (при 3–4%-ной инфляции). С заявлениями о том, что такую доходность можно получить, стали во второй половине 1960-х годов выступать профессиональные управляющие деньгами. Ноултон и Фюрс справедливо замечают, что если национальная экономика растет на 3% в реальном выражении, а инфляция составляет еще 3–4%, никакой сектор экономики не может устойчиво расти темпом 15% на протяжении длительного времени [Knowlton, Furth 1972, p. 24]. К этому они добавляют, что аргументы против инвестирования в акции в 1972 году гораздо более убедительны, чем в 1965 году, но тут же оговариваются, что риски инвесторам понятны, а следовательно, учтены в ценах [Там же, p. 21]. Такой вывод, несомненно, отражает модную в то время веру в эффективность и рациональность финансовых рынков. Ноултон и Фюрс предлагают более скромные инвестиционные цели, но все равно это 10–12% годовых. Такую доходность они считают достижимой, несмотря на текущий, весьма высокий уровень цен [Там же, p. 18]. (Вспомним, что Баффетт в это время ожидал существенной коррекции рынка и продал все свои акции.)

Имеет смысл здесь привести аргументы Ноултона–Фюрса в пользу того, что рынок будет продолжать расти: лидеры политических партий США находятся под влиянием закона о занятости 1946 года, который предписывает всячески поощрять свободную конкуренцию и полную занятость; за последние 10 лет лидеры обеих политических партий показали свою готовность стимулировать экономический рост при помощи различных методов (сокращение налогов, инвестиционные кредиты и т.п.); экономический рост поддерживается не только правительством, но и усилиями индивидуальных компаний; пенсионные фонды будут продолжать вкладывать в рынок значительные средства; экономическая и политическая система США доказала свою устойчивость даже во времена войны во Вьетнаме, которая заканчивается [Там же, p. 18–20]. Есть и аналогичный список контраргументов. На мой взгляд, этот перечень факторов дальнейшего роста показателен. Во-первых, я не вижу в нем ничего специфического, относящегося именно к 1972 году, за исключением того, что война во Вьетнаме подходила к концу. А в другие годы разве было все не так? Правительство всегда хочет стимулировать экономический рост (и к тому же есть естественные пределы роста); индивидуальные компании тоже всегда стремятся расти; экономическая система США стабильна уже несколько десятилетий, а политическая, наверное, – со времени окончания Войны между Севером и Югом. И кроме того, ничего не говорится о самом главном факторе, определяющем будущую динамику цен, а именно о текущем уровне рынка – переоценен он или недооценен. О том, где находится рынок, пока просто умалчивается. А то бы не стали дочитывать книгу до конца?