3

Ужиравшись обезболивающими, я, распластанный, расплывшись телесной лужей, лежу на кровати и смотрю в потолок. Под ласкающие звуки угрюмого электро-блюза. Во тьме. В её тёмно-синих сумерках, которые сочатся ко мне в комнату через окно, словно вездесущий сигаретный дым.

Домой меня любезно притащил мой друг. Тот, что снимает фильмы для взрослых. Здесь же он и привёл меня, обблевавшегося и пускающего вонючие слюни, в сознание.

Сейчас, залипая взглядом в потолок, я вспоминаю, как присутствовал на какой-то из его съёмок, которая проводилась в просторной спальне люксового номера до безобразия дорого отеля. Я помню, как на белоснежных простынях две молоденькие девушки и один парень, освещённые обильными солнечными лучами и вдобавок софитами, придавались обоюдным ласкам.

Мне же приходилось всё это время быть в компании очередного охотника до клубничных зрелищ. Вот только теперь он не являлся исключением из правил: с буквально выпученными маньячными глазами он жадно пялился на обнаженные женские тела, сладострастно выгибающиеся от телесных удовольствий.

В то время как одна из девушек – свежая, цветущая и упругая нимфа с пышными, вьющимися, огненно-рыжими волосами на голове – делала актёру, стоя коленями пред ним на кровати, нежный минет, моментами плавно обводя набухшую малиновую головку его пениса языком, иногда твёрдо пытаясь врезаться его кончиком в маленькое отверстие в мужском фаллосе, отчего юноша не мог сдержать своих скупых, стыдливых стонов, – в это время брюнетка, склонившись лицом практически к самым простыням, ублажала свою подружку сзади анилингусом.

Мой клиент чуть ли не до слёз восторгался происходящим, чередуя свои «ахи» и «охи» смешками и протяжным «да-а». Он во все глаза пялился на то, как рыженькая актриса до самого основания заглатывала член партнёра, одновременно с тем чувствуя меж своих ягодиц горячее дыхание брюнетки и то, как та облизывает её нежно-розовый анус, порой стремясь расширить его посредством введения в него обильно смазанных слюной пальцев, чтобы затем языком пробраться внутрь и тем самым ещё больше её возбудить.

Я и мой подопечный – как всегда, последняя инстанция, окончательные судьи, находящиеся позади всех камер. Мы сидим на удобном, кожаном, белом диване в свете яркого солнца и внимаем всему, что доносится до наших глаз и ушей, до нашего обоняния, которое улавливает то, что троица этих актёров благоухает своей пикантной секрецией, обильно источаемой их эрегированными, дрожащими от возбуждения чреслами.

Мой сосед по дивану, облокотившись на колени, пытался выдаться максимально вперёд, чтоб быть лицом как можно ближе к голым актрисам, их пышным молодым грудям и набухшим соскам, сочным раскрывшимся влагалищам, дыханию, запаху исходящегося в желании женского тела, пахнущего потом и энзимами. Кажется, он даже и не моргал.

Мне же было абсолютно наплевать на то, что творилось на белой постели. Откинувшись, обессиленный, невыспавшийся, на спинку дивана, я думал лишь о том, что девушки, порно-актрисы, так или иначе вынуждены быть бисексуальными. Их ориентация непререкаемо подчинена фантазиям онанирующей толпы. К тому же, уверен, этих бедных девушек прямо сейчас мучает жестокий голод, так как их желудки и кишки во время съёмок должны быть пусты во избежание неприятных казусов во время возможных анальных утех. Каждая из них, разумеется, начала этот день с клизмы. Если, конечно, мой друг не задумал снять сцену с копрой.

Развлекаясь случайными идеями, я, жёваным сухожилием, полулежал и равнодушно, даже не испытывая возбуждения и натяжения в области паха, смотрел на то, как брюнетка, увеличив темп, начала активно и остервенело вылизывать зад подруги, как послушная псина. Рыжая, временами отвлекаясь от члена парня-актёра, вынимала орган изо рта и, стимулируя его рукой, стонала, оборачиваясь назад, и кротко смотрела на подругу, которая мотала головой из стороны в сторону, помогая этими движениями уже порядком онемевшему, уставшему языку блуждать по морщинистой коже чужой задницы.

Меня тошнило. Но не от вида изощрённого секса. Меня тошнило от усталости, от желания наконец уснуть тут же под звуки чьих-то стонов. У меня невыносимо болела голова. Снова мне чудилось, будто в мои милые, уставшие от всего этого непотребства и безобразия виски врезаются два толстых ржавых болта, а лобная кость стремится отделиться от черепа, из-за того что какая-то отвратительная, осклизлая гуща пытается её выдавить изнутри. Я тяжело дышал. Часто сглатывал вязкую слюну и мокроту, чтобы усмирить рвотные позывы. Но живот продолжало скручивать, а голова не переставала мутиться, и все мысли в ней смешивались. Глаза слипались, так что иногда я видел перед собой смазанную картинку сращённых меж собой фигур телесного цвета в одну копошащуюся и стонущую, аморфную массу. Как во сне, всё в моём помутнении срасталось в чокнутую мешанину из собственных наблюдений и опытов. В этой левитации я произносил мысленно, что целование в анус пробуждает змею Кундалини, олицетворение космической силы, которая обитает в нижнем отделе человеческого позвоночника, в сексуальных железах. Пробудившись, змея открывает во лбу у человека третье око, которое способно видеть сквозь пространство и время.

И тут же проносится мгновенная мысль, что, быть может, у многих порно-актрис и актёров это сакральное око распахивается чуть ли не каждый день… и не они ли скрытые, всеми разыскиваемые адепты тайного учения Сиддхартхи?.. истинные его последователи.

Внезапно я прихожу в себя от странного чувства в животе. Моё туловище рефлекторно кидает вперёд, и из меня, как из фонтана, только зловонного и наполненного нечистотами, выплёскивается толстым потоком жёлто-оранжевая жижа. Мой сосед по дивану шарахается от меня, кидаясь ошарашено в сторону. Приступы один за другим выталкивают из меня порции полупереваренной пищи вперемешку с желчью и ещё чёрт знает чем.

Мой друг, порнограф, прерывает съёмку. И теперь вся команда и тот охающий и ахающий придурь – все они смотрят, как я нещадно забрызгиваю свои штаны и рубашку, порчу кремовый ковёр с крупным ворсом, который тут же впитывает всё, что не унимается из меня литься.

Я беспомощен. Я жалок. Я непроизвольно плачу.

По номеру разносится желчное зловоние.

Виноватым взглядом я порой оглядываю присутствующих, которые морщась от омерзения, всё же не могут оторвать от меня своих внимательных и даже где-то сочувственных взоров.

И, продолжая блевать, исторгая из себя накопившуюся внутри за долгие годы жёлтую вонючую скверну, я теряю сознание…

И сейчас мне неловко перед ними: перед моим другом, которому пришлось тащить меня, невменяемого, пускающего слюни, через весь город; неловко перед тем таксистом, который вёз нас до моего дома, ведь ему пришлось наблюдать всю эту гнусную