Другая форма коллективного поведения – это интеллект стаи, знакомый по жизни муравейника. На первый взгляд кажется, что насекомые в нем движутся совершенно хаотично, но если присмотреться повнимательнее, можно различить определенный, предписанный всем порядок. «Стая» находит кратчайший путь к источнику питания, распределяет задания, защищает свою территорию. Эти наблюдения позволили профессору Марко Дориго решить самые различные логистические проблемы: от планирования маршрутов движения грузовиков, территориального планирования в аэропортах до управления боевыми роботами.

Насколько система самоорганизации, построенная на алгоритме муравейника, работоспособна в людском коллективе – вопрос спорный. Дело в том, что «человеческая» сторона стайного интеллекта – это так называемое групповое мышление. В однородных группах взгляды на окружающую действительность обостряются особенно легко. Если большое количество людей уверены в одном и том же, их позиция радикализуется, а действия приобретают необдуманный характер. Исследователи наблюдают такое явление в судах присяжных. Чем больше единства во мнениях, тем более суровый выносится приговор и тем больше уверенности у присяжных, что приговор был правильным. Это знаменитый эффект доверия: если все остальные делают то же самое, что и какой-либо индивид, он уверен в своей правоте.

Три формы поиска консенсуса: идеальный процесс, групповое мышление, бесконечные дискуссии.

ПОЧЕМУ МЫ (НЕ) ОТХОДИМ ОТ ВЕРЫ

Знаменитый вопрос Гретхен, заданный Фаусту: «А теперь скажи, как ты относишься к религии?», в XXI веке звучит так: «Во что ты веришь и как долго еще будешь верить?» Ибо коллективное понимание религии на Западе пребывает в стадии распада. Базельский религиовед Юрген Мон вывел на основе своих наблюдений три взаимно обусловленных течения (позднее они нашли подтверждение в виде террористической атаки на нью-йоркские башни-близнецы).

1. Индивидуализация религии («синкретизм»): корпоративная религия на глазах начинает восприниматься как общественный раздражитель. Некоторые исследования исходят из того, что в 2020 году лишь 20 % западноевропейцев будут прихожанами какой-либо церкви. Получается, что все остальные – атеисты? Ни в коем случае. Отход от церкви сопровождается духовной переориентацией в частной жизни. Как следствие – индивидуальные религии, возникшие через своеобразный синкретизм. Люди находят себя в различных верованиях, смешивают языческие ритуалы с христианскими традициями, мистику с комфортным спиритуализмом. Победитель в этом поединке – буддизм, религия, приобретающая адептов, не прибегая для этого к миссионерству.

2. Сближение религии с политикой («Ось зла»): атака 9/11 оповестила о конце «секулярного века» современного глобального мира. Демократическое миссионерство приняло религиозные черты. В языковую политику вновь вошли ветхозаветные понятия («ось зла») и стратегия легитимизации («месть»). В Европе исламу противопоставлена «христианско-иудейско-просвещенная» гражданская религия. Возникает вопрос: вытеснит ли религиозный кодекс, оправдывающий политико-военные действия, географическое мышление или нет?

3. Рыночная ориентация религии (Аюрведа, «Ученики Apple»): государство постепенно утрачивает рычаги влияния на религию. Свободная церковь, секты, сетевые «религии» пользуются большой популярностью. Духовность превратилась в сферу бизнеса с советами из Аюрведы в качестве квинтэссенции. Вполне логично, что брендам нужна «корпоративная религия», так они могут выступить в качестве духовного ориентира.

Дух – это круто.

Внимание: поиск новых общностей разрушает общности старые, однако вера сама по себе не исчезает.

КАК МЫ ВМЕШИВАЕМСЯ В СВОЕ БУДУЩЕЕ

Как утвердиться в мире, охваченном непредсказуемыми переменами? В 2002 году правительство США дало необыкновенный ответ на этот вопрос: учитывая возможное существование оружия массового уничтожения в Ираке, необходимо действовать превентивно, еще до того, как угроза примет реальные очертания: «Америка будет действовать против возникающих угроз до того, как они полностью и окончательно оформились».

Подобный превентивный образ действия не только противоречит международному праву, запрещающему упреждающее нападение. В еще большей мере он нарушает известные формы превентивности. Под превентивностью понимается подготовка к будущему, которое ожидается и к которому хочется быть подготовленным. «Упреждающей» называют акцию, которая принимает в расчет непредсказуемость будущего. Вместо того чтобы действовать превентивно, сторона включается в коэволюцию события. К изменению не готовятся, его проводят. Причем на основании не достоверных сведений, а спекуляций, пожеланий, страхов.

Этот принцип давно внедрился в разные сферы нашей жизни. Примером может служить климат. На Олимпийских играх 2008 года в Пекине в небо палили йодистым серебром, чтобы разогнать тучи во время церемонии открытия. Этот так называемый геоинжиниринг, то есть геохимическое вторжение в природу, симптоматичен, он показывает, что стратегия упреждения покинула поля сражений и постепенно внедряет свою логику в повседневную жизнь.

Превентивность означает: к будущему не готовятся, его формируют.

ЧТО ДЕЛАТЬ С НЕВЫЯСНЕННЫМИ ВОПРОСАМИ

Один из самых животрепещущих вопросов, который волнует нас последние двадцать лет, – это изменение климата. Почему тают арктические ледники? Неужели скоро настанет ледниковый период? Что происходит с озоновой дырой? На тему изменений климата существует больше теорий, чем у вас друзей в Facebook. Приблизительно их можно разделить на две группы: те, что считают – ДА (есть потепление климата, и это дело рук человеческих) и НЕТ (потепление климата наблюдается, но наше участие в этом незначительно). Сторонники «ДА» – в большинстве. Но и считающие «НЕТ» приободрились, когда в 2009 году переписка высокопоставленных исследователей климата дала утечку и общественность узнала, что мы так же мало знаем о климате завтрашнего дня, как о жизни после смерти. Но что мы должны предпринять в связи с изменением климата? Почему все международные встречи, посвященные проблемам изменения климата, оканчиваются ничем? С интересной инициативой выступил преподаватель Грег Грейвен. Его модель фокусируется не на вопросах, как протекает глобальное потепление и какую роль мы в этом играем, а на том, нужно ли нам что-нибудь предпринять.