Эмир Хуссейн, не принимавший участия в битве, присоединился к Тимуру с большой свитой и сразу же принялся давать советы.

— Преследовать побежденного врага, — заявил он, — совершенно незачем.

— Враг еще не побежден, — ответил Тимур и продолжал свое дело. Приветствовал племена, выходившие из укрытий, воины радостно кружили на конях, женщины размахивали платками. Спал мало, так как требовалось назначать новых военачальников еще не окончательно сформированного войска, мирить старых врагов, делить отбитую у джете добычу, платить возмещение семьям погибших и пособия раненым. Постоянно находился в седле, направляя движение своей конницы не север, спеша к любому очагу сопротивления.

Беспощадно преследуемые по пятам войска джете покинули земли между реками Сыр и Аму. К Ильясу, собравшему свои тумены на северной равнине, подъехали два всадника из лежащей за горами родной земли. Они спешились, приветствовали его как хана и сообщили, что его отец Туглук покинул этот мир и пребывает в мире духов на небесах. Взяли его коня под уздцы и повели к шатру.

Ильяс-хан был вынужден удалиться в Алмалык, свой город на дороге в Китай. Бикиджука и еще двух монгольских военачальников Тимур взял в плен в личном столкновении — бешеной круговерти сверкающих клинков и нещадно подгоняемых коней. Новый повелитель Мавераннахара был донельзя доволен. Приказал устроить пир для заслуженных военачальников в своем шатре — похвалил их за верность хану и с любопытством спросил, как бы они хотели, чтобы он поступил с ними.

— Это тебе решать, — спокойно ответили пленники. — Если предашь нас смерти, многие будут стремиться тебе отомстить; если мы останемся живы, многие будут относиться к тебе дружески. Нам все равно — опоясываясь саблей и надевая кольчугу, мы были готовы расстаться с жизнью.

Эмир Хуссейн предостерег Тимура, что отпускать пленного врага — ошибка, но юному победителю было приятно после того, как он самолично взял в плен этих монголов и устроил в их честь пир, дать им коней и отпустить на волю.

Затем Тимур освободил Зеленый Город с помощью хитрости, которую перенял у жителей пустыни. Придя в пределы видимости с городских стен, он приказал воинам рассыпаться и носиться на конях во всех направлениях. Некоторые, воодушевясь, нарубили ветвей в тополиных рощах, и поднялись громадные тучи пыли. Монгольский гарнизон, учитывая донесения разведчиков и грабителей о приближении многочисленной колонны, тут же снялся, и Зеленый Город был избавлен от осады.

Автор одной из хроник о Тимуре отмечает, что «Эмир Тимур, неизменно удачливый на войне, в том году победил войско с помощью костров и занял город при помощи пыли».

Успех, как всегда у неугомонных татар, оказался горше неудачи. Хуссейн, раздосадованный неудержимостью Тимура, потребовал в виде утешения денег и привилегий, а Тимур угрюмо привел кабульского эмира к одной из святынь и заставил поклясться оставаться верным их дружбе. Хуссейн повиновался, однако требование клятвы его обидело. Оба они были донельзя усталыми, угнетенными ответственностью и ссорами своих приверженцев.

Автор хроники добавляет, что «в их лагерь приехала прославленная Улджай-хатун и ухаживала за больными эмирами».

Что Ильяс-хан вернется, сомнений не вызывало, и Тимур выступил ему навстречу — на равнину к северу от реки Сыр, где монголы откармливали и холили коней перед тем, как вторгаться в татарские земли. Ильяс-хан пришел со всей военной мощью севера, с дисциплинированным и опытным войском, посаженным на лучших коней Азии, с хорошими командирами, с хорошим оружием — их знамена с бараньими рогами блестели над сплоченными сотнями затянутых в кожу всадников.

Монголы были не столь многочисленны, как татары, но Тимур знал им цену, и его разведчики не сводили с них глаз, пока не прибыл эмир Хуссейн со своими горными племенами.

Впервые на поле были собраны все силы татар — барласы и всадники пустыни, джелаиры, войско большого племени селдузов, воины Хуссейна с гурскими племенами и афганскими добровольцами, издалека чуявшими войну. Люди в шлемах и багатуры собрались под знамена.

Почти все были на конях — кроме слуг и нескольких сотен копейщиков и пастухов, охранявших лагерь за траншеями, и не представляли собой легкую иррегулярную кавалерию, которую современное воображение ассоциирует с Азией.

Они носили доспехи, персидские кольчуги из мелких колец, островерхие шлемы со спадающей на затылок и застегивающейся под носом или подбородком стальной сеткой для защиты горла. Плечи покрывали двойные кольчужные наплечники или стальные пластины. Некоторые кони были покрыты кольчужными или кожаными попонами и легкими стальными наголовниками.

Помимо непременных лука или луков, усиленных рогом или сталью, у них были кривые сабли, длинные талвары или прямые обоюдоострые персидские клинки. Копья были у кого легкими, десятифутовыми, с маленькими наконечниками, у кого более короткими и тяжелыми, с железным шаром на заднем конце, предназначенным для пробивания кольчуг. У большинства всадников были железные палицы.

Их подразделениями были сотня, хазара, и тысяча, которой командовал минбаши, полковник. Эмиры были рассеяны по всему войску, на них лежало бремя руководства в бою. Вокруг Тимура и Хуссейна были собраны эмиры их личной свиты, тавачи, и придворные — адъютанты.

Тимур разделил войско на правое крыло, центр и левое крыло, все они в свою очередь состояли из ядра и резерва. Правым крылом, которое он специально сделал самым сильным, командовал Хуссейн. Тимур принял под свое командование слабое левое крыло, где опасность была наибольшей. При нем находились барласские вожди, эмир Джаку и его сотоварищи.

Тимур был окрыленным, восторженным в этом решающем испытании сил. Татары, видя многочисленность и бравость своего войска, преисполнились уверенности. И вдруг хлынул дождь. Настоящая весенняя гроза в открытой степи хлестала струями людей и землю, вела в небесах собственную битву, полыхая молниями и грохоча громами. Мягкая земля превратилась в грязевое месиво, озябшие и ослабевшие лошади проваливались в него по брюхо. В довершение всего вышедшая из берегов река затопила овраги и низины. Вымокшие до нитки воины укрывали от воды оружие как только могли.

Автор хроники с прискорбием объясняет, что этот ливень был ухищрением джете, чьи колдуны вызвали его с помощью волшебного камня. И добавляет, что монголы, зная о предстоящем, приготовили навесы из толстого войлока и войлочные попоны для лошадей, прорыли канавы для осушения своей позиции. Таким образом, он дает понять, что под ливнем, длившемся несколько дней, джете находились в гораздо лучшем состоянии, чем воины Тимура. Во всяком случае, монголы сели на свежих лошадей и двинулись на татарский лагерь.