– Нет, – ответила мадемуазель Алис.

– Если захотите прочитать, копии статей у меня, – заметил мсье Видаль. – Там еще много всего – о том, как она судилась с одним автором, в чьей пьесе передумала играть, или о том, как отказалась платить скульптору за свой бюст, когда сочла, что тот похож на кого угодно, только не на нее. Но все это оборвалось так внезапно и так трагически, и люди сразу же решили: что-то тут нечисто. Затем еще случилась эта гнусная история – попытка ограбления мертвой. Правда, не знаю, кто отвратительнее – воры, залезшие в гроб, или наследнички бедной Жинетты, жадные родственнички, которые в 1912-м устроили аукцион и продали ее вещи, все, вплоть до шляпок и постельного белья. В те времена я только начал работать в «Пари-суар», и так получилось, что мне пришлось описывать оба дела – и ограбление на Пер-Лашез, и аукцион. И знаете, как только вспомню особняк Друо, толпу зевак, которая целыми днями ломилась на аукцион и ходила среди витрин, жадно все разглядывая и отпуская дурацкие замечания… – Репортер сморщился, как от физической боли, и замолчал.

– Боюсь, Пьер, все это к нашему делу не относится, – мягко сказала мадемуазель Алис. – Простите меня, но то, что вы тут наговорили, – это чистой воды журналистика. Дело не в том, в каких пьесах играла Женевьева Лантельм, а в том, что за человек она была. Рейнольдс, по вашему описанию, получается каким-то подобием Синей Бороды. Я вполне допускаю, что он был мерзавец, вопрос только – до какой степени. Одно дело – быть мерзавцем и нагреть руки на панамской спекуляции и совсем другое – быть мерзавцем, который убил свою жену. Потому что нас интересует именно убийство, и расследуем мы только его. Так что я вижу, что без дополнительных свидетелей нам не обойтись.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду тех, кто хорошо знал двух наших незнакомцев – Рейнольдса и его жену. В первую очередь слуг: лакеев, горничных, секретарей, шоферов. Слуги находятся рядом с хозяевами круглосуточно и знают все, хоть и не подают виду. Затем нам нужны друзья этой пары. И, конечно, враги. Хороший враг в наши дни так же необходим, как хорошие туфли, без него просто шагу не сделаешь. Займитесь этим, Пьер, разыщите имена, адреса и телефоны. А пока давайте-ка спустимся в метро и поедем разговаривать с еще одним свидетелем, Тенаром.

Однако разговора не получилось. Когда Пьер Видаль и мадемуазель Алис отыскали жилье Луи Тенара, дверь внезапно распахнулась им навстречу, и на пороге показался высоченный тип в мятом пиджаке, в шляпе, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. За плечом типа виднелась заплаканная женщина.

– Это дом мсье Тенара? – спросила мадемуазель Алис. – Мы хотели бы с ним поговорить.

– По поводу чего? – спросил верзила, смерив ее взглядом.

В Пьере Видале взыграл дерзкий репортерский дух.

– Если вы не мсье Тенар, то вряд ли сумеете нам помочь, – насмешливо ответил он.

Тип хмыкнул и предъявил ему удостоверение инспектора полиции Леонара Бриссона.

– Ну, у меня рекомендации получше, – парировал репортер, показывая документ представителя «Пари-суар». – Что случилось, инспектор?

– Мсье Луи Тенар скончался, – ответил Бриссон. Он снова смерил взглядом воздушную мадемуазель Алис с осиной талией и все-таки вытащил изо рта сигарету. – Сегодня утром.

– Что с ним произошло? – спросил Видаль.

Бриссон, не отвечая, переводил взгляд с него на мадемуазель Алис.

– Не хотите говорить – и не надо, – буркнул журналист. – Все равно через час в редакции я все узнаю.

– Его сбила машина, – пролепетала женщина. Затем закрыла лицо руками и расплакалась.

– Я думаю, нам лучше уйти, – сказала вполголоса мадемуазель Алис журналисту.

– А зачем вам понадобился мой муж? – спросила вдова, отнимая руки от лица.

Пьер объяснил, что они ищут свидетелей гибели Женевьевы Лантельм, и, по их сведениям, ее муж как раз в то время служил на яхте «Любимая».

– Ну вы даете! – присвистнул Бриссон. – Это же было сто лет назад! Вам что, писать больше не о чем?

– А разве вам известно, что стало причиной ее гибели? – язвительно спросил журналист.

– Конечно. Да как и всем, – усмехнулся инспектор. – У нее выросли крылья, и она вылетела в окно.

Судя по всему, Бриссон тоже за словом в карман не лез. Вдова меж тем пригласила Видаля и его спутницу войти в дом.

Инспектор сунул сигарету обратно в рот и удалился, пообещав держать мадам Тенар в курсе расследования. Репортер и женщина, называвшая себя его секретаршей, прошли в гостиную. На стенах висели картины, выдававшие стремление хозяев выглядеть солидно, но для людей со вкусом представлявшие собой всего лишь скучную мазню в духе незабвенных Салонов. Видаль огляделся. А неплохо устроился бывший матрос – старинная мебель, неплохой фарфор, да и дом отличный. Неужели…

– Мой муж уже давно не плавал, – говорила вдова, судорожно сжимая и разжимая руки. – Он получил одно за другим два наследства и занялся коммерцией. Дела шли хорошо, и вот…

Мадемуазель Алис подсела к мадам Тенар, взяла ее руки в свои и завела убаюкивающий, мягкий разговор. Она сочувствует вдове от всего сердца, ведь и сама знает, как тяжело терять близких… А от кого Луи получил наследство? Когда? От почти столетней тетушки и холостого кузена, погибшего на войне? Да-да, война – это ужасно. Нет, нет, сейчас ей неудобно говорить о деле, лучше уж в другой раз. Она просит извинения за себя и за мсье Видаля, что побеспокоили мадам Тенар в ее горе.

– Но я… я не хочу оставаться одна! – проговорила вдова, волнуясь. – Мне муж рассказывал о том случае… Ужасная история, не правда ли? Если хотите, могу пересказать то, что слышала от него.

Так Пьер Видаль и мадемуазель Алис узнали версию Луи Тенара: мадемуазель Лантельм была очаровательна, очень мила со всеми, и все ее любили; мужа она не любила и порой давала это понять; в ту роковую ночь Тенар спал и не услышал крика, проснулся уже позже, когда команду подняли по приказу капитана. Яхта бороздила Рейн во всех направлениях, матросы пытались найти тело, но не смогли.

– Мой муж принял за тело корягу, – сообщила мадам Тенар. – А потом Луи кое-что услышал. Он находился поблизости от каюты Рейнольдса, когда утром туда зашел Ролан Буайе. «Леопольд поехал в деревню отправить кое-какие телеграммы, – сказал кузен. – В полицию мы обратимся позже, в Эммерихе». – «Я не хочу полиции!» – крикнул Рейнольдс (голос у него был совсем слабый и больной, добавила мадам Тенар). «Сам виноват, – холодно ответил кузен. – Нечего было убивать свою жену!» – «Что?» – вскинулся Рейнольдс.

«Сейчас не время говорить об этом, – отрезал Буайе. – Не знаю, что там у вас произошло, и не хочу знать, но тебе очень повезет, если на сей раз ты отделаешься испугом!» Рейнольдс вспылил и осыпал его площадной бранью, но кузен не стал слушать – он развернулся и вышел, хлопнув дверью. Вскоре после этой истории, – добавила мадам Тенар, – умерла тетка моего мужа. Луи получил наследство и ушел с яхты. Да и, по правде говоря, он был по горло сыт морем.