— Ты не вернулся к ужину. Ничего мне не сказал. Я приготовила твои любимые блюда, Эммет.

Краем глаза он видел на столе погасшие свечи, опавшие цветы и нетронутый ужин.

— Я бессовестный мерзавец, — повинился он, и она медленно кивнула, соглашаясь, и улыбнулась мечтательной улыбкой.

— Но я тебя прощаю.

— Сколько же ты выпила? — поинтересовался он, направляя ее в сторону спальни. Она еле передвигала ноги, но он не торопил ее.

— Прикончила дядину бутылку.

— Но там же еще много оставалось! Завтра у тебя разболится голова.

— Ну и пусть. — Они уже добрались до спальни. — Оно того стоит. — Она обернулась и обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом. Хорошо, что она была слишком сонная и пьяная, чтобы понимать, что ее близость творит с ним.

— Спокойной ночи, Рейчел. — Он попробовал снять ее руки со своей шеи. — Ложись спать.

— А ты меня не поцелуешь? — надулась она, цепляясь за него.

— Только не сегодня. Иди проспись.

Он мог бы легко освободиться от ее рук, если бы захотел. Он говорил себе, что боится причинить ей боль, при этом понимая, что это неправда.

— Ну тогда я тебя поцелую, — не отставала Рейчел. Ее первый поцелуй угодил мимо цели, когда она чмокнула его в переносицу. Второй был не более точен — ее мягкие губы скользнули по щеке. Но зато третий пришелся точно в цель: ее губы сладко прижались к его губам, мягкие и готовые открыться при малейшем давлении.

И тогда он сделал ей больно. Крепко сжав запястья, сбросил ее руки и одновременно оттолкнул ее. Она, казалось, даже не почувствовала боли, только посмотрела на него с пьяным удивлением.

— Ложись спать, Рейчел.

На этот раз она послушалась. Пошатываясь, открыла дверь и исчезла в спальне.

Эммет долго стоял, глядя ей вслед и чувствуя жар во всем теле. Затем он подошел к столу с нетронутым ужином и набросился на еду. Выбрав лепестки гибискуса из супницы, он съел почти весь холодный, но вкуснейший чиоппино и добавил еще три куска торта, вместе с парафином. Остатки он убрал в холодильник — единственный предмет современного оборудования на его кухне. Он двигался бесшумно, чтобы не потревожить сон Рейчел, время от времени бросая взгляды на закрытую дверь ее комнаты. Появись она сейчас, он, наверное, не смог бы побороть искушение.

Потом он вышел на крыльцо. «Скоро начнет светать», — подумал он, сбрасывая кеды и ступая по песку. Через несколько шагов он остановился и лег. Растянувшись на спине, он только взглянул в чернильно-черное небо, испещренное точками звезд, и тут же уснул.

Рейчел, однако, повезло меньше. Она долго лежала без сна и смотрела в окно, ощущая в теле преступное томление. Заснула она в слезах.

Рейчел медленно открыла глаза, морщась от ослепительного солнца, лучи которого пронзали болью ее мутную голову. Глаза болели, будто в них насыпали песка, руки и ноги налились свинцом. Во рту был вкус грязной пепельницы. Голова просто раскалывалась. Она тихо застонала, и этот звук так проехался ей по нервам, что она уткнулась в подушку, надеясь умереть как можно быстрее.

Однако смерть от удушья была, видимо, не самой быстрой. К тому же в желудке заработала мощная бетономешалка. С кухни потянуло жареным беконом, послышался веселый свист. Это нисколько не облегчало ее мучений, пока она не вспомнила, кто это свистит.

Сделав над собой огромное усилие, она вытащила свое тело из постели и увидела, что абсолютно голая. Ее одежда валялась по всей комнате. События прошлой ночи она помнила смутно. Она, кажется, допила виски дяди Харриса, сидя на крыльце и жалея себя. Эммет так и не вернулся, и она обиделась. Но потом он все-таки пришел. Или нет?

Единственное, что она помнила довольно четко, — так это свое решение улететь сегодня обратно в Калифорнию, чтобы не мучить больше несчастного угрюмого Эммета. Если он не хочет, чтобы она с ним жила, она оставит его в покое. Может быть, какое-нибудь судно, шикарный океанский лайнер отвезет ее домой.

Придется плыть через Атлантику, но это невеликая цена за относительно безопасное путешествие.

С таким туманом в голове было немыслимо начать одеваться без долгого горячего душа. Она стащила с кровати простыню и обернула в нее, как в тогу, свое страждущее тело, при этом одеяло и покрывало кучей упали на пол. Она не рисковала идти в ванную без надлежащего покрова, боясь столкнуться там с Эмметом.

К счастью, ванная была свободна. Она бросила простыню на пол и первым делом полезла в аптечку за аспирином. Дрожащей рукой сунув в рот три таблетки, она запила их теплой ржавой водой из крана. Дальше был душ. Горячие струи воды смывали с нее все неприятности и тоску вчерашнего дня. Когда она вышла из ванной, одетая в старые шорты и хлопковую футболку на два размера больше, она чувствовала себя почти человеком. Она была готова встретить новый день и своего негостеприимного хозяина с необходимым душевным спокойствием. Она собралась хладнокровно сообщить ему о своем скором отъезде. И когда она увидит на его лице выражение глубокого облегчения, она не заплачет. Если она его любит, то она должна пощадить его нервы.

— А я уж собрался тебя будить. — Эммет встретил ее на пороге кухни. Он был отвратительно бодр и весел. Это сбило ее с толку. Рейчел уставилась на него в изумлении, машинально беря у него из рук чашку кофе. Он был тщательно выбрит. Его рубашка была хоть и помятая, но свежая. Рваные кеды были все те же. И круги под усталыми глазами не вязались с его утренней бодростью. Но он не сидел на крыльце и не шарахался от нее, как обычно. — Как голова? — заботливо поинтересовался он с едва заметным удивлением.

— Лучше, — буркнула она, готовясь сделать первый глоток его фирменного густого и горького кофе. Кофе оказался на удивление вкусным. После второго глотка — большого и глубокого — она сразу почувствовала, как кофеин разливается по венам.

— Извини, что я не пришел вчера на ужин, — нерешительно проговорил он, так как извинения давались ему с трудом.

— Ничего. Мне самой надо было предупредить тебя, что я готовлю нечто особенное.

Она все стояла с чашкой кофе в руке, мучительно ощущая какое-то внутренне неудобство. Она проснулась с ощущением неловкости. Сначала она списала это на похмелье, но по мере того, как похмелье и головная боль проходили, это неприятное чувство все сильнее мучило ее, будто она была в чем-то виновата. Ей хотелось отойти от Эммета подальше. Он смотрел на нее своими бездонными карими глазами, и впервые она смущалась его тела, его ауры грубой силы и одновременно грации, заставлявшей ее внутренне трепетать.

И тут он улыбнулся — сладкой, совершенно невинной улыбкой, которая осветила мрачные черты его лица и наполнила ее ласковым теплом. Первый раз с тех пор, как она свалилась ему на голову, он по-настоящему улыбнулся ей. Впервые она почувствовала, что ей рады. Если в этих глазах и крылось знание о ее неловкости и смущении, а также об их причине, то она предпочла этого не замечать.