«Говорят», Сталин «впал в прострацию»! То, что он испытал, называется по-русски несколько иначе — охренел! От того, что произошло в западных округах. Как замечательно заметили те же Мартиросян и Мухин, некоторые генералы если и не открыто предали Родину, как Д.Г. Павлов, то заняли выжидательную позицию — куда кривая вывезет. Но на их голову Сталин просто заставил их стать героями, заставил воевать. Благодаря его «тирании» не все наши генералы стали власовыми и в учебники истории вошли как спасители России и всего мира от «коричневой чумы», а не как генералы февраля 1917 года, с сомнительной славой людей, заставивших «императора всея Руси», своего Верховного главнокомандующего, отречься от престола и предать свою Родину «на растерзание вандалов».

Можно сказать, что Сталин свое первое сражение в Великой Отечественной войне выиграл уже 22 июня 1941 года, и это было сражение на идеологическо-информационном фронте. В своем меморандуме и ноте Гитлер заявлял, что он спасает западную цивилизацию, западные демократические ценности от «большевистской угрозы», от СССР, который концентрирует свои войска на западной границе для нападения на Европу, постоянно обстреливает и всячески провоцирует Германию и вообще планирует первым напасть на Германию. Возможно, Гитлер тогда получил от стран Запада не только заверения в безнаказанности войны против СССР, но и некие намеки о совместной войне против СССР (от этих англичан всего можно ожидать — все что хочешь и кому угодно наобещают). Победить Англию, «блокировать» ее на «острове» и тем более пытаться высадиться через Ла-Манш Гитлер никогда не смог бы.

И он это знал. Он открыто говорил о том, что можно, конечно, захватить Лондон, но тогда все английские колонии отойдут к США, и именно США станут гегемоном — бесплатно, «на халяву». А пока он будет воевать на Британском острове, в спину всегда можно ждать удара как от США, так и от России. Но если ударить сначала по России и уничтожить ее в стремительной войне, то потом можно будет и с Англией «договариваться», и США останутся ни с чем. Победить Англию, не победив Россию, невозможно. Но война с Россией требовала тщательной информационной подготовки и обработки западного «общественного мнения».

Кстати, выиграть информационную войну против СССР, даже напав первым, Гитлер вполне мог, в том числе и с помощью «Директивы № 1» от 21 июня 1941 года. Получив на руки текст Директивы в захваченных советских военных штабах, Гитлер всегда мог бы обвинить Сталина в агрессивных намерениях на основании текста этой Директивы № 1. Ведь даже согласно фразе «быть в полной боевой готовности», стоящей в преамбуле приказа, всегда можно заявить, что СССР «заранее готовился» к войне и нападению на Германию, приведя свои приграничные войска заранее в «полную боевую готовность», что и «подтверждает» данная фраза. Однако даже если текст данной «Директивы № 1» к немцам и попал, то некоторая расплывчатость текста не позволила использовать его в обвинениях СССР в «подготовке нападения» на Германию. По крайней мере, Геббельс не использовал данную Директиву в своих агитках.

Хотя в своем «Меморандуме», опубликованном в Европе после нападения на СССР 22 июня, Гитлер и пытался, ссылаясь на реальные мероприятия, проводимые СССР по приведению армии в полную боевую готовность, доказать европейской и мировой общественности свою невиновность. Пытался доказать, что наносит удар по России, «защищаясь» от «агрессивных планов Сталина». В «Меморандуме» он указывал на концентрацию советских войск на границе, на фактическое несоблюдение Сталиным «Пакта о ненападении» и «Договора о дружбе и границах». И этот «Меморандум» в СССР тоже не любили публиковать — иначе пришлось бы отвечать на неудобный вопрос: а что это за «концентрация» советских войск, о которой говорит Гитлер? Если Сталин «не позволил» привести войска в боевую готовность, с чего бы им «концентрироваться» на границе? Опять — сами по себе? По «личной инициативе» своих командиров?

В.М. Молотов в середине 1970 годов говорил о начале войны так:

«Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать — до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали. Мы знали, что придется отступать, и нам нужно иметь как можно больше территории… Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось — на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных. (Главный маршал авиации А.Е. Голованов говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой Сталин сказал: «Дай бог нам эту войну закончить в 1946 году». — Ф.Чуев, «140 бесед с Молотовым»)… Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать»».

О «Воспоминаниях» Жукова Молотов высказался очень резко:

«У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началам войны докладывает Сталину, — я тоже присутствую, — что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. Все понимают, только я не понимаю ничего, — Молотов даже стал заикаться от волнения. — Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких.

Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос (командующий КОВО) и Кузнецов (командующий ПрибОВО) привели войска в готовность, а Павлов — нет… Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны…»

Об идеологии «не поддаваться на провокации», о том, насколько трудно было балансировать между необходимостью проведения мероприятий по усилению боевой готовности частей приграничных округов и реальной возможности быть обвиненным в подготовке «агрессии» против Германии, Молотов говорил следующее:

«..Этот шаг (сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года) направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе — дали повод! А в это время готовились максимально». «…Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать — значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники». «..Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях, с такими звероподобными людьми можно увидеть и надувательство, и не все удастся, но никаких уступок не было по существу, а пробовать вполне законно…»