Черт побери, если это «Сольвейг»… «Сольвейг», сила солнца в переводе. И если она сгорела, если она и есть то самое черное солнце, которое видел Джо во сне… Надо убедиться. Своими глазами, и никак иначе. Если легенда не врет, и давным-давно перевертыши обладали способностями вроде ясновидения и телепатии, а Джо из-за слишком глубокого погружения в тотем вернул себе отголосок древнего дара, то начнется такое… Сначала убедиться – потом предотвратить. Только так.

– Какой ужас! – выдохнула Брин. – Я не понимаю, зачем тебе это. Обгоревший труп, запахи… – исландку передернуло.

– Я должна туда попасть…

– Перевоплотись! – предложил Нанду. – Если не орлом, то кем-то помельче… Чаек и так полно, он не обратит внимания…

Мара молча уставилась на него свирепым взглядом.

– Ах, да, – спохватился бразилец. – Извини… Тогда я могу вместо тебя…

– Нет. Я и без того отличилась вчера. Мбари теперь нужен курс антибиотиков. Если отец потеряет терпение, меня отстранят от занятий и… Стоп! – внезапная догадка заставила замолчать и округлить глаза. – Мбари! Вот оно!..

Отойдя в сторону, Мара вытащила из внутреннего кармана телефон и в спешке принялась искать нужный номер. Мадам Венсан!

– Здрасьте, это я, – выпалила он в трубку, едва услышав поставленный голос доктора. – Вы вчера говорили, что антибиотика остался последний тюбик. Мы сейчас собираемся в Стокгольм, может, нужно купить?

– Нужно, конечно, я уже приготовила список для Густава… Зачем я буду поручать это тебе?

– У Густава какие-то проблемы. Телефон не отвечает, «Сольвейг» застряла в Стокгольме… – и ведь не сказать, чтобы она соврала, просто выбрала нужную формулировку. – Можете, конечно, подождать, я просто думала, что нельзя прерывать курс антибиотиков…

Мадам Венсан молчала, и Мара поняла: удар пришелся в цель.

– Ладно, – добила она. – Если не нужно, мы отплываем. Извините, что…

– Хорошо, – сухо перебила Венсан. – Приходи за списком и рецептами.

– Одну минутку. Я попрошу ребят, мне надо помочь папе с лодкой… – и Мара отсоединилась, пока француженке не пришло в голову копнуть глубже. – Нанду! Срочно сгоняй к Венсан за рецептами!

– Но…

– Ну, пожалуйста… – она состроила жалобную рожицу по его фирменному рецепту, и парень сдался.

– Вот ты Макиавелли! – Брин со смесью восхищения и осуждения покачала головой.

– Маки… кто? – влез Роб. – Это обзывательство? Вроде имбецила, да?

– Сам ты имбецил! – Мара ткнула его в плечо и побежала на пристань. – Папа! Пап, подожди!

– Даже не думай меня уговаривать: я тебя с собой не возьму! – Эдлунд уже встал к штурвалу, и его мрачный вид не сулил ничего хорошего.

– Что ты! Я поняла все с первого раза. Звонила мадам Венсан, просила купить лекарства для Мбари.

– Мадам Венсан звонила тебе? – с недоверием прищурился профессор.

– Ну, я заходила к ней по своим делам… Ну, знаешь, пубертат, все такое… – Мара импровизировала, действовала наугад, но раздражение, которое появилось на лице отца, когда она затронула скользкую тему, прибавило уверенности. – Она звонила, и я случайно упомянула, что ты едешь в Стокгольм. А ей срочно надо. Сейчас Нанду принесет рецепты.

– Мне некогда ходить по магазинам!

– Я могу, – вызвался Сэм.

– Отлично! – радость было изобразить труднее всего, но Мара не привыкла сдаваться. – Значит, смотри. Важнее всего дозировка. Она что-то сказала… Псициллин, мициллин… Я уж толком и не помню, но она все напишет. Почерк у нее, конечно, так себе. Еще она сказала привезти шприцы. По пять миллилитров, по десять, если будут – по семь с половиной. Спиртовые одноразовые салфетки и шпатели. Одноразовые, разумеется, но она просила уточнить, из какого материала, потому что деревянные ей в последнее время не нравятся… Я бы помогла все купить, мадам Венсан показывала мне свою любимую аптеку на улице Биргер Ярлсгатан. Уж я не помню номер дома, но это не доходя до площади Стуреплан. Ну, знаешь же эту аптеку, пап? Там еще самые вкусные леденцы от кашля, они сами готовят. С лакрицей. Ну, такой зеленый дом с красной вывеской… В общем, я бы с удовольствием показала дедушке дорогу до аптеки пока папа будет говорить с полицией, но если мне ехать нельзя, я, так и быть, доведу Роба до главного здания. Это же остров, тут заблудиться – плевое дело…

– Хорошо, Мара, – со вздохом произнес профессор Эдлунд. – Можешь ехать с нами. Но только в аптеку и только с Сэмом. Это понятно?

– Jag kommer att vara lydig, pappa[2], – невинно сообщила она. – Сейчас только Нанду придет…

Она порой сама себя не узнавала. Всегда считала, что розовые сопли – для слабаков и принцессок, которых родители балуют с горшка. В какой-то степени даже гордилась детдомовской закалкой и независимостью. Но вот прошло всего ничего с того момента, как Эдлунд официально признал ее своей дочерью, а она уже осваивает азы женской манипуляции. Того и гляди, превратится в подобие Брин, которая способна закатить истерику потому, что плюшевый медвежонок Левенгук сидит не на том месте или, не приведи Господь, упал и испачкался. К счастью ее родителей, истерики теперь стали проблемой Джо.

– Иногда ты меня пугаешь, – проворчал профессор, будто прочитав ее мысли, но Мара знала: он не злится всерьез. Особенно после того, как она обратилась к нему на шведском.

Однако обмануть Сэма было не так просто. Он хорошо успел изучить внучку, и справедливо решил, что она вызвалась помогать не случайно. Взгляд его темных глаз, неотрывный и колючий, преследовал Мару, пока все ждали Нанду с рецептами. Но вот бразилец, запыхавшись, примчался к пристани, передал бумаги, и мотор лодки в предвкушении зарычал.

Мара махнула друзьям и Робу, села на узенькую скамейку и поплотнее укуталась в куртку: день и без того выдался ветреный, а профессор обожал скорость. Управлял лодкой, как летал: резко поворачивал, быстро разгонялся, забывая о том, что у его пассажиров может быть морская болезнь. Именно поэтому «Сольвейг» Густав доверял директору крайне редко и только по особым случаям. Нежил свою ласточку, холил и лелеял.

Одной мысли о Густаве хватило, чтобы улыбку сдуло с лица Мары. Не сказать, что она была как-то особо привязана к старику смотрителю. Но тот всегда был частью Линдхольма. Без его ворчания, без шведских песенок, прихрамывающей походки и радостного предвкушения всякий раз, когда он возвращался из Стокгольма с покупками… Без всего этого Мара не представляла себе пансион. И пусть Брин подозревала, что он входит в «Союз четырех», теперь уже ничего нельзя будет доказать наверняка. Одно Мара знала точно: Густав был хорошим человеком. Своеобразным, порой вредным, но хорошим. И уж точно не заслужил сгореть заживо вместе с любимой яхтой.

– Что ты задумала? – тихий, но отчетливый шепот Сэма защекотал ухо так внезапно, что Мара вздрогнула.