Калугин на миг остановился, потом продолжил перевязку.

– Я пишу им письма, рассказываю, что делаю и как живу. В каждом письме я прошу прощения, но уже отчаялся получить его. Это для меня самое важное, потому что сам себя я не прощу никогда. Я потерял смысл жизни, в моей душе была пустота. Ответа я никогда не получал, но как раз перед тем, как я стал летать с вами, мне пришло вот это.

Он достал из кармана кусок пластика и нажатием пальца активировал письмо. На бледно-зеленом фоне засветилось одно единственное предложение: «Папа, я прощаю тебя».

– Слова Артемки снова вдохнули в меня жизнь, я хочу снова увидеть сына, обнять его. – Док замолчал, тяжко вздохнув. – Жизнь продолжается, и вы должны быть стойким, не позволяйте судьбе сломать вас. Есть те, кто на вас рассчитывает. Вы должны быть сильным ради тех, кому вы дороги, ради друзей, ради команды, ради самой Валенсии, ведь она верила в вас.

Некоторое время оба молчали, потом Лад сказал:

– Занимайтесь своим делом, доктор, – в его голосе почти не было прежней агрессии.

После рассказа Калугина тоска снова затопила Лада. В горле пересохло. Захотелось выпить.

Но он понимал, что алкоголем горе не залить, а Валенсию не вернуть, поэтому подавил в себе это желание. Но тем не менее Лад и сам чувствовал, что изменился. Сейчас, когда он потерял Валенсию, внутри словно все оборвалось, а сердце превратилось в кусок изъеденного ржавчиной железа. Капитан был благодарен доку за сочувствие, за то, что тот поделился сокровенным, за то, что тот разделял его боль и даже делился своей, но Лад все равно не мог сейчас воспринять его слова, потому что хотелось только одного – мести. И док ошибался, считая, что Лад винит во всем себя. Нет! Он винил того, кто стоял за похищением Валенсии. Того, кто все придумал и организовал и кого капитан теперь будет искать всеми возможными способами, пока наконец не найдет и не прикончит, кем бы тот ни оказался. И мысли капитана уже устремились в этом направлении.

– Ну, вот, – сказал наконец доктор, – я закончил. Рана, конечно, запущенная, и еще пару перевязок придется вытерпеть, но через пару недель можно уже будет наносить восстанавливающие препараты. Даже шрама не останется.

– Спасибо, док.

– Это моя работа, – кивнул Калугин.

– Знаете, моего друга зовут Артем, – сказал Каменев. – Он отличный офицер и просто хороший парень.

Доктор грустно улыбнулся и вышел из каюты, а Ладимир поднялся, подошел к шкафу и достал из него мундир.

Когда Петер заглянул к Ладу, тот сидел на стуле возле стола и надевал ботинки. Китель парадного мундира был расстегнут, но во всем остальном капитан хоть сейчас был готов к торжественному смотру.

– Куда намылился? – поинтересовался Петер.

– Алонсо в рубке? – вместо ответа спросил Лад.

– Да. Тебе он зачем?

Ладимир не ответил и молча продолжил надевать мундир.

– Ты хочешь сообщить Стюарту о том, что кто-то убил его дочь? – Петер вопросительно смотрел на капитана, но, в очередной раз не дождавшись ответа, сказал: – Опомнись. Он не поймет ни единого твоего слова. Что бы ты ему сейчас ни говорил, он будет слышать только одно: его дочь погибла, и виноват в этом ты!

– Я обязан сообщить ему об этом. Я не могу иначе. Я обещал адмиралу, что с Валенсией ничего не случится, и пытаться отмолчаться сейчас будет трусливым поступком.

– Никто не скажет, что ты трус, перестань уже нести чушь. А Стюарт… я уверен, он и так узнает. Если тебе так хочется пообщаться с разъяренным отцом, пожалуйста, но я предлагаю сначала найти тех, кто организовал это похищение.

На коммуникаторе загорелся сигнал вызова, и раздалась трель звонка.

– Я поговорю, – сказал помощник, повернулся к устройству, и провел пальцами по висевшей в воздухе красной надписи «ответить».

На экране появился Алонсо.

– Чего тебе? – грубо спросил Петер. – Я же сказал, чтобы не беспокоили.

– Но… это адмирал Стюарт.

– Заберут тебя Темные звезды, юнга! – в сердцах выругался пират. – Как ты не вовремя! Скажи ему, что…

– Скажи ему, что я сейчас буду, – перебил помощника Лад, протянул руку и выключил коммуникатор. Поднялся, застегнул мундир, оправил его, задумался на несколько секунд и сказал:

– Объяви боевую готовность. Виталя и Рудольфа направь в город, пусть осмотрятся и подумают, как нам лучше пообщаться с Липски.

– Хорошо, – развел руками Петер.

Не сказав больше ни слова, Каменев вышел из каюты и направился в рубку.

– Адмирал на связи? – спросил он у Алонсо.

– Да, капитан. Он ждет вас.

В другое время Лад не преминул бы отметить, что паренек неплохо освоился с ролью юнги и не обратился к нему по имени, когда их мог услышать вероятный противник. Дисциплина – одна из составляющих успеха в военном деле. Но сейчас Ладимиру было все равно. Он вошел в зону видимости передающих камер и посмотрел на экран.

Адмирал сидел в кресле, положив руки перед собой. Судя по окружающей обстановке, попавшей в объектив – голограммы дочери на стене, чуть дальше небольшая коллекция оружия, письменные принадлежности на столе – Стюарт находился в своей каюте, а не в рубке.

– Здравствуйте, адмирал, – сказал Лад.

Тот не ответил на приветствие и некоторое время молча сверлил Ладимира глазами. Потом вздернул подбородок и произнес:

– Где моя… – он запнулся и, собравшись с силами, продолжил: – где тело моей дочери?

– В храме Вселенской церкви… – капитану так же было трудно говорить, – там сделают все необходимое, вы можете забрать дочь в любое время.

Адмирал покивал, было заметно, что он изо всех сил скрывает разрывающие его изнутри эмоции.

– Я хотел увидеть вас, Каменев. Хотел посмотреть вам в глаза, – Стюарт был подчеркнуто вежлив и холоден. – Я догадывался, что вы подлец, но не думал, что еще и трус.

– Адмирал…

– Если уж ты убил мою дочь, то хотя бы наберись смелости сказать мне это лично! – После этих слов он уже не мог сдерживать эмоции, гнев и боль утраты исказили его лицо.

– Я не убивал Валенсию…

Стюарт не слышал его, он подался вперед и цедил каждое слово:

– Я найду тебя, тварь! Найду и заставлю заплатить за то, что ты сделал. Тебя и всех выродков из твоей команды! Всех до единого! А тебя я задушу собственными руками, даю тебе слово боевого офицера.

– Адмирал! – Лад повысил голос. – Послушайте меня! Я не убивал Валенсию…

Ладимир не собирался оправдываться, но никак не мог подобрать нужных слов.

Стюарт тем временем замолчал, откинулся на спинку кресла и, не сводя с Каменева тяжелого взгляда, сказал: