Рейчел встала и взглянула на него сверху вниз с царственной надменностью.

– Мистер Киркленд, у меня нет ни малейшего желания становиться хладнокровным, безжалостным дикарем, а потому можете не сомневаться: если мне посчастливится выбраться отсюда, сохранив скальп на голове, как вы изящно выразились, то я больше никогда не вернусь сюда – ни за что на свете!

Горделиво приосанившись, девушка запахнулась в свое одеяло, точно это была королевская мантия, и отошла в сторону. Через несколько мгновений она уже крепко спала.

Элизабет Пьемонт в одиночестве стояла на маленьком семейном кладбище, и в прозрачных синих озерах ее глаз блестели невыплаканные слезы. Ветерок трепал ее длинные волосы, спадавшие по плечам каскадом черного шелка. Она печально смотрела на надгробные плиты, не догадываясь о том, какую живописную картину скорби являет собой в этот момент.

Новый грубо сколоченный крест на могиле Ханны Мазер резко отличался от тронутого временем резного гранитного надгробия прадедушки Элизабет Филиппа Эллиота, благородного джентльмена, который семьдесят пять лет назад построил Ханаан. Она перевела грустный взгляд на каменную плиту, поставленную на пустой могиле ее дедушки и бабушки, Чарлза и Ленор Эллиотов – они пропали в море, когда ее отцу было всего три года.

Не в силах сдерживать слезы, она оглянулась на крест, вырезанный Уиллом Мазером для могилы родителей Эндрю, молодого доктора-идеалиста из Шотландии и его возлюбленной индианки. Мама часто рассказывала ей трагическую историю своего брата и красавицы индианки Сары, отец и дед которой были вождями племени.

«Ханаан разрушен, – печально думала Элизабет, – а вместе с ним рассыпались прахом несбыточные мечты старика о земле обетованной. Правда, каменные стены еще стоят, а зубчатые башенки еще высятся над долиной, но заложенные в них надежды и устремления ушли в небытие вслед за тем, кто их воздвиг».

Элизабет улыбнулась сквозь слезы, радуясь, что ее отцу хватило мудрости уйти из этой пышной цитадели и избежать трагической участи, казалось, уготованной величественному замку. Теперь она молила Бога, чтобы Эндрю не пал жертвой этого скорбного наследия. Печально вздохнув, женщина повернула к дому.

Она заметила прислонившуюся к дереву фигуру с ружьем в руке и испуганно отпрянула. Однако тревога ее прошла, как только она узнала Брэндона Сазерленда.

– Вы меня разочаровали, леди Пьемонт, – сказал он строго, но мягко, ибо все это время наблюдал за ее скорбью.

Элизабет улыбнулась. Она была очень признательна этому английскому офицеру за то, что он ее спас, и с первого момента испытывала к нему глубокую симпатию.

– Чем же я заслужила ваше недовольство, капитан Сазерленд?

Брэндон Сазерленд выпрямился и подошел к ней.

– Я велел вам ни в коем случае не выходить за крепостные стены.

Элизабет виновато покраснела.

– Прошу прощения, капитан Сазерленд. Я забыла ваш приказ.

– Индейцы, напавшие на ваше поместье, могут быть поблизости, а я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, леди. – Его карие глаза задержались на манящих полных губах.

– К чему такая официальность, капитан? Называйте меня просто Элизабет, – предложила она.

– Только если вы перестанете называть меня капитаном. У меня тоже есть имя, Элизабет.

Несколько долгих мгновений они, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза. У Элизабет возникло подозрение, что ее чувства к нему не ограничиваются одной благодарностью. Она отвернулась и медленно пошла к дому.

– Расскажите мне о себе, капитан Сазерленд. Вы давно служите в колониях? – взволнованно спросила она шагавшего рядом офицера.

Элизабет с удивлением обнаружила, что его присутствие будоражит ее. Вот уже много лет ни один мужчина не вызывал в ней физического волнения.

– Боюсь, мне особо нечего рассказывать, – начал он. – Я родился в горной Шотландии и был пятым, последним, ребенком в семье. После университета Святого Эндрю я пошел служить в армию и вот уже пятнадцать лет состою профессиональным военным. В колонии я приехал около полугода назад.

– Вам здесь нравится, капитан?

Он пожал плечами:

– Очень красивая страна. Это побережье чем-то напоминает мне мою родину.

– А где конкретно ваша родина?

Взгляд его подернулся ностальгической грустью.

– На севере Шотландии, там, где Ферт-оф-Дорнох выходит в Северное море. Ах, леди! – вздохнул он и продолжил охрипшим от волнения голосом: – Если бы вы знали, как красив этот дикий берег, изрезанный укромными бухтами! А в Лох-Бидх попадаются такие большие лососи, что их можно вытянуть только вдвоем.

Элизабет понимающе кивнула:

– У вас, шотландцев, сильна любовь к родине. Такое же выражение я часто видела в глазах моей мамы, когда она говорила об Ашкирке.

Брэндон Сазерленд несколько мгновений грустно смотрел вдаль.

– Шотландия – как мать-орлица, которая учит летать своих оперившихся птенцов. Она выпускает их в дальние выси, где они опаляют себе крылья, потому что знает: они непременно вернутся в родимое гнездо.

Элизабет остановилась и взглянула на капитана с искренним сочувствием.

– Знаете, капитан Сазерленд, мне кажется, вы сильно тоскуете по родине, – ласково проговорила она.

Большие карие глаза были печальными, как у раненого оленя.

– Она забирает душу со дня твоего появления на свет, Элизабет.

Он прогнал прочь грустные мысли и мило усмехнулся. Теперь в его карих глазах зажглись лукавые огоньки.

– Видите, я без труда называю вас по имени, но по-прежнему остаюсь для вас капитаном.

Элизабет засмеялась, и на щеках у нее появились пленительные ямочки.

– Простите, Брэндон.

Он тепло улыбнулся, и в уголках его глаз весело заиграли задорные лучики.

– Ну вот, разве так трудно было сказать это раньше? А скоро мы попробуем перейти на Брэна, это еще короче. – Он подкупающе хохотнул.

Тонкие брови Элизабет приподнялись над сияющими синими глазами.

– Вы очаровательный плут, Брэндон Сазерленд! Ваша жена, наверное, скучает без вас.

– Я не женат, Элизабет.

– Ну, значит, помолвлен.

– Нет, леди, и не помолвлен.

Они подошли к воротам, и Элизабет, остановившись, вскинула на Брэндона удивленные глаза.

– Что ж, как видно, вы еще и неуловимый плут. Но наверняка есть женщина, которой удалось завоевать вашу любовь.

Взгляд Брэндона Сазерленда, устремленный на нее сверху вниз, был совершенно серьезен. Веселая улыбка сошла с его лица, и внимательные карие глаза как будто просвечивали ее насквозь.