Поэтому я предпочел просто страдать.

Подойдя к двери Маггота, я вдавил кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока замок не щелкнул. Мне много раз пытались объяснить, что так поступать невежливо, но я не уловил почему.

Артемиус ждал нас и уже намалевал на себе приветливую улыбку. Впрочем, после моего звонка она увяла, сморщив лицо.

– Моя секретарша сказала, что вы зайдете, – сообщил он.

Секретарши у него не было. Наверное, как раз потому, что он должен был хранить слишком много мелких секретов.

Я чувствовал, что Артемиус чем-то сильно изможден, измотан, словно корка апельсина, вынутая из соковыжималки. Я знал – украденная душа должна была наполнить Маггота большим зарядом энергии. Получалось, что он уже успел растратить похищенный у своей жертвы астральный заряд.

– После вашего визита Хаммелсдору стало хуже, – заметил я.

Он поспешно содрал с лица маску гостеприимства и наскоро налепил другую, печальную.

– К сожалению, так нередко случается, – сказал Артемиус и важно покачал головой.

Уверен, это движение он разучивал перед зеркалом.

– Люди мечтают добиться успеха в жизни, обращаются к волшебнику – и чего они ждут? Чудес! Чудес, батенька! А ведь в нашем деле их не бывает. Есть только долгая, напряженная работа над собой. Самая могущественная магия не поможет, если человек сам не захочет измениться. Да вы садитесь.

Он наклонился колодезным журавлем, сгреб в кучу газеты с низкого столика и водрузил на него поднос – три бокала и графин неизвестно с чем.

– Человек ленив, – продолжал он с важностью. – Ему подавай все и сразу. Как только я говорю, что предстоит много трудиться, посвятить немало времени астральной медитации, большинство людей сразу же скисает.

Артемиус жизнерадостно забулькал жидкостью из графина. Перелитая в бокалы, она выглядела еще отвратительнее.

– Поэтому я занимаюсь, как правило, пустякашками. Предсказываю судьбу. Снимаю порчу. Отвожу негативную энергию от предстоящих сделок. Иными словами, батенька, все то, где от клиента только и надо, что проверять на прочность свои штаны, просиживая их в кресле.

Он умакнул нос в свой бокал.

– То же и с мистером Хаммелсдором вышло. Случай, я вам скажу, весьма запущенный. Здесь надо чакры прочищать, карму править, про фэн-шуй опять-таки не забыть. А он? Сделай мне, говорит, пару пассов и избавь от черной ауры.

Маггот хитренько засмеялся:

– Не бывает так. Даже переставить мебель в спальне не разрешил, а ведь кровать его стоит в полном противоречии с Сатурном.

Сомневаюсь, будто он сам понимал, что говорит.

– Стоит ли удивляться, что сейчас ему стало хуже. А что, кашель начался? Или галлюцинации?

Если хирург допускает ошибку – человек умирает. Но если такую же халатность проявит психиатр – чаще всего она остается незамеченной. Более того, шарлатан повторяет ее раз за разом, полностью уничтожая пациента, да еще и получая за это деньги.

Нет ничего более опасного для душевного здоровья, чем плохой психиатр, ибо он стремится не излечить больного, а доказать на его примере правоту своих научных теорий.

То же самое и с медиумами.

Не существовало никаких способов доказать, что Артемиус Маггот намеренно причинил вред своему клиенту. Я мог разве что приложить его головой об угол стола, но сомневался, что от этого хоть кому-нибудь станет легче.

По всей видимости, он догадался о моих мыслях. Поэтому встал и с подчеркнутой скорбью остановился возле большой фотографии молодой женщины, с черной траурной полосой.

– Моя жена, – произнес он, опуская глаза – видимо, пытался разглядеть супругу, горевшую в аду глубоко под нами. – Скончалась несколько месяцев назад.

Прикрываться мертвыми – излюбленная хитрость политиков, а Артемиус Маггот изучил много нечестных трюков. Даже если бы я собирался обрушиться на него с обвинениями – несмотря на полную бесцельность такой атаки, – после такой интермедии оставалось лишь трубить отступление.

Я пожалел, что не ношу шляпу – тогда я мог бы с важным видом ее надеть, и это придало бы нашему уходу торжественность.

Когда Маггот закрывал за нами дверь, я гадал – допьет ли он из двух нетронутых бокалов или сольет обратно в графин.

– Я определенно что-то почувствовала, – сказала Франсуаз. – Конечно, он не будет хранить ничего подозрительного у себя дома и запретные ритуалы наверняка тоже проводит в каком-то другом месте. Однако их астральные следы все равно ощущаются, и сильнее всего – возле фотографии.

– Думаешь, Маггот убил жену? – спросил я. – Зачем? Лифт стремительно скользил вниз. Оставалось только надеяться, что он остановится на первом этаже, а не разобьется в лепешку где-нибудь в подвале.

Девушка задумалась.

– О ее смерти писали мало, – сказала Франсуаз. – Странно, но журналисты не нашли, за что зацепиться. Маггот не получил ни страховки, ни наследства. Изменой тоже не пахло – ни с его, ни с ее стороны. Просто шофер не справился с управлением.

Я кивнул.

Писали, что погибшая была беременна. Мертвый ребенок – лакомая тема для низкопробного репортера. Но то ли Маггот не настолько знаменит, как ему хочется думать, то ли нашлись сенсации погорячее. Несколько статей, и все об этом забыли.

Лифт меня удивил – он не разбил нас и даже не застрял на половине пути. По всей видимости, решил усыпить бдительность пассажиров, чтобы в полную отыграться на них потом.

Когда мы вернулись в наш автомобиль, Франсуаз взяла с заднего сиденья толстую кожаную папку и быстро перелистала ее.

– У меня не было времени, чтобы составить полное досье на Маггота, – сказала она. – Но эта вырезка показалась мне интересной.

Девушка протянула мне статью из дешевого таблоида. Вся страница была залита алой краской – всегда удивлялся, зачем дизайнеры так делают. Возможно, им приплачивают производители очков за то, чтобы портили людям зрение.

Черные буквы кричали:

«ЖЕНА МЕДИУМА ОТПРАВИЛАСЬ НА ТОТ СВЕТ»

Текст был написан в лучших, а вернее, в худших традициях бульварной журналистики. Ни одного прямого обвинения – такого, за которое можно подавать в суд. Однако любой, кто прочитал хотя бы пару абзацев, понимал: Артемиус Маггот прикончил свою жену, чтобы обрести еще большее колдовское могущество.

В качестве иллюстрации на читателя скалился бритый детина с окровавленным ножом в одной руке и куклой вуду – в другой.

– Первая ласточка весны не делает, – задумчиво сказал я. – Особенно если она же оказывается последней. Больше нигде и никто не бросал в фицроя Маггота таких обвинений. Что ж, Френки – тема не пошла, журналист срубил деньги и переключился на новую.