Существо заржало, и в воздухе запахло каким-то дешевым алкоголем. Я понял, что мамаша сильно навеселе.

Тут уже пришел черед оторопеть бабушке, но она быстро справилась с собой и сказала, что это, конечно, очень интересное наблюдение.

– Точно могу сказать только, кто отец Джордан. Это был мой первый бойфренд, одноклассник Дейвид. Но мы давно разошлись.

– А как же школа?

– А чего там делать, в школе-то? Скукота! У меня теперь дом, мне его государство дало, и хорошее пособие. Жить можно. Вот рожу еще два-три раза, так вообще нормально. У моей мамаши нас вообще десятеро. А ей еще тридцать шесть.

Бабушка смотрела на все это с изумлением.

Наконец молодая женщина опомнилась и спросила:

– А чего надо-то? Вы что, иностранка? Уж больно вы смешно говорите.

– Да, я русская, – ответила бабушка.

– Ну, бля, ва-а-аще! Никогда не видала русских. Отстой!

– Мне нужна Сиреневая улица, там живет моя дочь.

– А-а, эта, которая с Дейвом, принцесса. Она еще в жилотделе работает. Такая фифа! Тут не стойте, там не плюйте, не курите, заткните детей, встаньте в очередь, не материтесь, наденьте рубашки. А недавно заявила, что мужиков без рубашек обслуживать не будут, некоторые ее даже боятся, но мне плевать. Дейвид, например, мой бывший, недавно от нее пострадал: он нюхал клей в туалете жилотдела, так она его оттудова вытурила и сказала, что в следующий раз вызовет полицию. А дядя Сирил, местный алкаш, тот всегда раньше ходил в жилотдел и стебался над ними от скуки, так теперь вообще боится туда зайти. Я вот тоже туда иду просить новый дом, нам в старом тесно, я ведь снова беременна от маминого бойфренда, черного Тима. Маманя из-за этого с ним чуть не разошлась, но она тоже беременна и говорит, что от него, но я знаю, что не от него, а от Викиного папаши, а он вообще наркоман, а Вика прошмандовка и блядь, и одна сиська у нее меньше другой. Вот родится белый ребенок, смеху-то будет. Да, а Сиреневая – вон там, за углом. Только принцесса-то итальянка, а вы русская, может, вам какая-то другая улица нужна? – закончила свою тираду молодая мамаша.

– Спасибо, милая, эта мне и нужна. Ты просто кладезь информации, – сказала бабушка, и мы тронулись дальше.

Я обернулся и увидел, что женщина стоит на обочине и смотрит нам вслед. Ее тоненькие ножки в коротеньких брючках напоминали спички, синюшный живот был открыт, волосы зализаны назад и затянуты в тугой узел. На каждом ухе висело по пять тяжелых золотых серег, на плече болталась черная сумка, изукрашенная какими-то брошками и блестками, розовые шлепанцы со стразами довершали картину. Я заметил, что и другие девушки, попадавшиеся нам на пути, были примерно в том же, в чем и она, или же в спортивных костюмах.

– Смотри, Эдичка, будешь плохо учиться, переселишься в этот район, – начала воспитательную работу бабушка. – Боже мой, твоя мать сумасшедшая, – продолжила она. – Как она может здесь жить? Ничего не понимаю. Она что, изучает нравы?

В этот момент мы подъехали к вполне приличному дому с ухоженным палисадником и аккуратно покрашенной дверью. Рядом было много машин, а из окон дома раздавалось нестройное русское пение.

– О господи! – сказала бабушка. – Твоя мать в своем репертуаре, вечно эти русские сходки. Даже сегодня, когда она ждет нас, надо устроить этот балаган. Она же знает, как я этого не люблю.

Все это бабушка изрекала, когда мы уже входили в дом. Нарядная и красивая, но заметно пополневшая мама кинулась нам навстречу.

– Эдичка, Эдичка. – Она принялась меня обнимать и целовать. – Мальчик мой, как я скучаю по тебе! Как я переживаю, что тебя нет рядом!

Бабушка фыркнула, но промолчала.

– Пожалуйста, не начинай, ты же знаешь, что я не в силах ничего изменить, – сказала бабушке мама.

– Да ты просто вульгарная потаскуха, – ответила бабушка. – Всегда ею была и всегда ею будешь!

Я не понял, что это значило, но мама залилась краской, сказанное было ей явно неприятно. Заметно было, что она сдерживается из последних сил, чтобы не нагрубить бабушке.

– Я приеду за ребенком завтра.

– Зайди хотя бы на минутку!

– Ни в коем случае. Не собираюсь сидеть за одним столом с этой провинциальной швалью в гетто для придурков!

С этими словами она развернулась и покинула дом.

Слышно было, как взревел мотор и машина отъехала от дома. К полному моему отчаянию, Борька уехал с бабушкой, его забыли выпустить из машины.

Мама дрожащими руками обняла меня за плечи и ввела в комнату. Комната была маленькой и тесной. За большим столом вплотную сидели женщины разного возраста и один уже немолодой маленький толстенький мужичонка, который глядел на женщин жадными, голодными глазами. Это был какой-то известный писатель-беженец. Среди женщин особенно выделялись красивые двойняшки-мулатки. Сидевшие за столом пели хором песню о рябинушке. Облезлая высокая и худая блондинка играла на гитаре. Все, похоже, уже изрядно выпили, и стол представлял собой довольно жалкое зрелище: миски с салатами и винегретами стояли полупустые вперемешку с тарелками с рыбой и колбасой.

Мама захлопотала и стала усаживать меня за стол, тетка, оказавшаяся рядом со мной, заметив мое присутствие, стала как-то странно сюсюкать.

– Ой, а кто это такой халосий и класивый, – ворковала тетка.

Она напомнила мне большую жабу, которая живет в нашем саду, такая же раздавшаяся вширь, жирная и потная. Когда-то она, возможно, была блондинкой, но теперь ее волосы были настолько грязные, что трудно было сказать об этом наверняка.

В этот момент кто-то запел «Диванчик плюш», тетка громким басом принялась подпевать и так орала мне в ухо, что я от испуга чуть не свалился со стула. Мама внесла большой пирог и под одобрительные крики собравшихся водрузила его на стол. Петь сразу же прекратили, облезлая блондинка отложила гитару и подсела к столу. Все заговорили одновременно.

На меня больше не обращали внимания. Я сидел тихо, ел кусок вкуснейшего пирога с капустой, его положила мне на тарелку все та же толстая тетка, и слушал застольные разговоры. На одном конце стола молодая красивая брюнетка спорила с пожилой дамой о президенте, и в какой-то момент беседы обе от возбуждения перешли на крик, рядом кто-то ругал идиота англичанина-мужа, чуть подальше дамы среднего возраста обсуждали английские больницы и врачей, еще дальше две молодые девушки ругали какую-то школу, где их детям не задают задание на дом.

– На душе у всех наболело, и всех объединяет одно желание: ругать страну, которая их приютила и приняла и ничего от них не просит взамен. А многим еще и помогает, – сказала толстая тетка, моя соседка.

– Ах, ну перестань, Света, – повернулась к ней хорошенькая беленькая девочка лет семнадцати, похожая на фею, – вечно ты их защищаешь. Эти англики сплошные идиоты. Возьмем моего придурка, он никогда не моет ноги перед сном, хотя весь день шастает босиком, а потом лезет на меня, как грязный козел, вечно воняющий пивом. Меня прямо тошнит!