После ухода Ильина Лиза немного посибаритствовала: посидела, покуривая, в горячей ванне, послушала Моцарта в записи Новгородского симфонического оркестра, выпила бокал шампанского – не все же пить водку, в самом деле! – потом, укрывшись теплым пледом, вздремнула в кресле, компенсируя ночной недосып, но в одиннадцать утра была уже «в строю». Сварила кофе, устроилась в кабинете и открыла очередную тетрадь дневника Елизаветы Браге. «1917–1921». Захватывающее чтение, и эмоционально – хотя там и не было почти никаких эмоций, – и содержательно. Знакомство с «кузиной Надин», их «странная любовь», мичманские погоны, полеты на штурмовиках, учебные бои, сопровождение конвоев, лейтенантские погоны, и служба на восточной границе, а граница с Киевом в то время была самой сложной. Молодой великий князь играл мускулами, постоянно то здесь, то там, проверяя оборону себерян на прочность. А значит, пилотам дежурных звеньев скучать не приходилось. Летали. В любую погоду, днем и ночью. С примитивными дальномерами и радиоискателями, на маломощных дубасах и лодьях первых серий. И опять, как и накануне, казалось, что Лиза не столько читает, сколько пишет сама, переживая события тех дней вместе с автором дневника. Ничего определенного, но тем не менее обрывки эмоций, ощущения – холод, например, или тепло, прикосновение Надиных губ, – «моторная», даже скорее, вестибулярная память о полете в пургу. Зрительный образ идущего на перехват киевского «кречета», который, судя по записи от 17 июня 1920 года, Елизавета благополучно «уронила» в Северную Двину. Медаль, внеочередное производство, братец Гриня, поездка в Венецию, знакомство с Петром…

Ближе к вечеру позвонила Надя, заставив Лизу спуститься с небес на грешную землю, где так неплохо порой грешилось, что кровь закипала от одних только воспоминаний.

– Привет!

– Здравствуй, Надя! – ответила Лиза таким голосом, что Надежда тут же насторожилась.

– Ты не одна?

– Одна, к сожалению.

– От сожалений не кончишь! – хохотнула подруга. – Ладно! К делу. Давай скоренько одевайся, бери извозчика и приезжай ко мне в ателье. Мы тут с Клавой таких костюмов напридумывали, обидно будет не надеть!

Клава являлась более или менее постоянной Надиной подругой уже в течение трех лет, что для такого рода отношений большая редкость, тем более когда обе женщины красивы и на виду, а Клавдия Добрынина была на редкость красивой женщиной. Высокая брюнетка с синими глазами, сложенная, как греческая богиня, да еще и обладательница редкого по силе контральто с невероятно широким диапазоном грудного регистра. Умная, элегантная, артистичная, она редко пела в опере, но часто и охотно появлялась то на подиуме, то на театральной сцене, иногда давала сольные концерты, и всегда с аншлагом.

– Какие костюмы? – опешила Лиза, все еще находившаяся под впечатлением «полетов в Арктике» и «собачьих свалок» с киевскими истребителями.

– Заинька, у тебя обострение или как? – возмутилась Надежда. – Завтра же маскарад во дворце князя Василия!

– Точно! – опомнилась Лиза. – Мне даже персональное приглашение прислали.

– А я о чем! Там весело будет, но без костюма никак нельзя. В особенности тебе, заинька! Ты же не хочешь, чтобы все «сапоги» Шлиссельбурга перед тобой расшаркивались?

Разумеется, Лиза этого не хотела, а потому еще через час была уже в ателье Вербицкой на Староладожском бульваре. Здесь, что называется, было весело. На всех трех этажах дым коромыслом, и Содом с Гоморрой в одном флаконе. Швеи шьют, художники пьют, закройщики орут, по углам гомики целуются, и такое невероятное количество полураздетых красавиц, что попади сюда незнакомый с миром высокой моды мужик, наверняка подумает, что попал в специальный мужской рай.

Лизу сразу же подхватил этот веселый ураган и увлек куда-то в недра ателье, где ее раздели до исподнего, сунули в руку бокал шампанского, и принялись драпировать и примерять, одновременно рассказывая скабрезные анекдоты, смеясь и переругиваясь.

– Нет, это не то! – кричала Клава. – Так вы мне испортите красавицу!

– Я не красавица! – смеялась Лиза. – Эй, Надька, ты что! Если декольте будет шире, как раз шрам вылезет!

– Точно! – соглашалась Надежда. – Тогда давай так! Спереди прикроем выше ключиц, зато сзади откроем до самого крестца.

– Ты бы еще до копчика предложила! – возмутилась Лиза.

– Хочешь до копчика, откроем, как не фиг делать! – ухмыльнулась Надежда.

В конце концов, сошлись на пояснице.

– А панталоны у вас такие есть, чтобы поясницу открывали? – по-деловому спросила одна из Надиных моделей.

– А зачем ей панталоны? – засмеялась Клавдия. – У нее платье длинное, никто и не заметит!

– У меня есть заниженный кюлот, – предложила Лиза, которой не хотелось ходить без трусов даже под длинным платьем.

– Кюлот будет торчать, – возразила Клава.

– Шурочка! – обернулась Надежда к одной из своих помощниц. – Посмотри там, в белье. Кажется, у нас были французские тонг, только я не помню, есть ли там Лизин размер. Медиум, я права?

– Права, – кивнула Лиза. – Можно я закурю?

* * *

В конце концов, платье вышло такое, что «умереть не встать!», но одевать его пришлось действительно на голое тело. Ни бюстгальтер, ни трусы с достаточно высокой линией талии – а других здесь еще не было – к этому чуду не подходили.

– Ладно! – махнула рукой Лиза. – Проехали! Пусть думают, что шлюха.

– А под маской, глянь, – улыбнулась Надежда, – целый полковник!

Маску Лизе сделал Соломон Дегтярь – скульптор из первых в Себерии и уж точно – в Шлиссельбурге. Белый атлас на легком каркасе, а на нем нарисованное гением лицо. Красивое, но холодное.

– Снежная королева, – оценила маску Клавдия.

– Так и задумывалось, – пожал плечами Дегтярь. – Мой совет, капитан! – обратился он к Лизе. – Наденьте длинные белые перчатки выше локтей и встаньте на самые высокие каблуки, на каких устоите. А волосы заплетите в косу, но не обычную, а в ту, что называется «водопад». В четыре пряди, и чем-нибудь красивым зафиксировать.

– Я не умею, – растерялась Лиза.

– Я умею! – вызвалась помочь Клавдия.

– А скрепим атласной лентой в цвет маски, – предложила Надя.

На том и порешили.

* * *

И вот спустя сутки Лиза входила во дворец князя Ижорского. Странно было слышать этот титул, в голове все время крутилось словосочетание «Ижорский завод», но завод тот остался где-то там, в далеком и недостижимом теперь СССР, где Лиза, скорее всего, уже умерла, или в лучшем случае лежала в коме.

Она опустила на лицо маску и вслед за Клавдией, одетой в костюм «Жар-птица», вышла из локомобиля. Третьим шел актер кино Земский, который Лизу не знал, и разоблачить ее инкогнито, соответственно, не мог. Поднялись по широкой лестнице к парадным дверям, предъявили распорядителю свои пригласительные билеты, и маскарад начался.